"Мария Павловна Прилежаева. Зеленая ветка мая (Повесть) " - читать интересную книгу автора

затаив дыхание. Отец Агафангел вошел. В рясе вишневого цвета на атласной
подкладке, стройный, степенный и в то же время по-молодому подвижный.
Девочки поднялись. Неужели он не услышал эту полную горя и недоумения
казнящую тишину класса?
У отца Агафангела была своя метода ведения урока.
Он начинал с какой-нибудь истории, притчи, какой-нибудь подходящей к
случаю проповеди, а уже затем спрашивал заданное.
И сейчас, как обычно, неспешно прохаживаясь между партами, отец
Агафангел начал без вступления и, рассказывая бархатным голосом притчу, по
обыкновению протянул руку положить на чью-то девичью голову. Он привык как
бы всегда благословлять, не замечая, кого, чью голову ненадолго отечески
накроет широким рукавом, шуршащим атласной подкладкой.
Катя сжалась. Атласная подкладка мягко коснулась лица. Она
почувствовала тепло его белой руки. Она задохнулась и, мучаясь
отвращением, впилась ногтями в теплую, мягкую, душистую руку.
Он не удержался, отшатнулся, вскрикнул. Все произошло мгновенно, но
весь четвертый параллельный увидел, как потерялся отец Агафангел, багровые
пятна растеклись по его бело-розовому лицу, он поправил крест на груди,
почти шепотом спросил:
- Ты больна? Тебе плохо?
Может быть, она верно больна, со вчерашнего дня у нее разламывается
голова, ноги тяжелые, будто привязаны гири.
- Мне противно, что вы меня тронули, - сказала Катя.
Наступило молчание. Долгое, жуткое. Девочки не смели пошевелиться.
Тяжело ступая, словно на десять лет постарев, отец Агафангел прошел к
учительскому столу, сел, вырвал из записной книжечки листок, что-то
написал, со скорбным лицом, придерживая золоченый крест на груди, как бы
ища в нем поддержки и силы пережить оскорбление.
- Выйди вон из класса, Бектышева, и отнеси записку начальнице.
У Кати отдавался в ушах стук своих башмаков, такая тишина провожала
ее, будто на похоронах.
Коридоры пусты. Катя шла пустым коридором, неся начальнице записку.
Остановилась. Позвала негромко:
- Бог! - Негромко, чужим, странным голосом: - Бог! - Прислушалась, в
висках бьет набат. - Отец Агафангел учил... нет, он не отец, он поп... поп
Агафангел учил, ты все видишь. Ты увидал, что он сгубил Фросю? Фрося на
тебя уповала. Я слышала тогда с бабой-Кокой, монашка читает псалтырь: "На
твое имя мы уповаем". Где ты, бог? Ну? Ну? Отвечай. Тебя нет. - Катя в
ужасе смолкла. В висках бьет набат. В коридоре пусто, тихо. Лишь
монотонный доносится из ближнего класса голос учителя. Пусто, тихо. Катя
ждет. Тихо. И, белея от потрясения, от того, что ей так вдруг бесповоротно
открылось, она выговаривает внятно: - Тебя нет. Поп Агафангел тобой
пугает, тобой прикрывается. Тебя нет.
Приемная начальницы - тайное тайных. Гимназистки вступали сюда лишь в
экстренных случаях, хотя моложавая пышная начальница гимназии с ямочками
на щеках и ясными глазами слыла доступной и справедливой. Ту приласкает,
не считаясь, из бедной или богатой семьи гимназистка, ту похвалит за
отличные успехи в ученье. Ту накажет. Не зря, по заслугам.
- В чем виновата? - спросила начальница, догадываясь: по пустякам, да
еще во время урока, никто не явится к ней. - Записка?