"Михаил Пришвин. Дневники 1918 - 1919 гг. " - читать интересную книгу автора

Двенадцать Соломонов гложут кость, и она все белеет, белеет, и без того
давно вываренная и уже давно обглоданная: интеллигенция не может верить, как
народ.

Камера наша стала похожа на Невский проспект, тот Невский, который со
времени революции живет такой нервной жизнью, как поверхность воды, открытая
ветру: посмотришь с трамвая и все-все знаешь, газеты читать не нужно. Так и
у нас в камере. Это не одиночка. Сюда новости политические приходят, как в
редакцию, и Соломоны-учетчики гложут кость - Конвент и пр., а тайна - кто
дирижирует операцией за спиной большевиков - неизвестна.

Философ готовится к смерти, кто нервничает. (Селюк, человек терпеливый:
вот француз, что бы он тут наделал, если бы тоже так вот пришел в редакцию
купить газету, а попал в тюрьму!)

- А что же француз - вот француз! - и показал на Полентовского, который
во время ареста схватился за штык и порезал себе пальцы. - Что он достиг?

Дали по бутерброду с икрой.

- Для чего это кормят?

- А так: хорошо!

Ха-ха-ха! Вот так еда, перед чем? А вся наша жизнь теперь перед чем?

7 Января. Вчера вечером нас предупредили, что если будет шум и больше -
это нас не касается (бунт уголовных).

(Ведь иногда можно поместить такую заметку в хронике - она будет стоить
очень дорого.)

13

Живем на вулкане и говорим так:

- Если удастся благополучно выйти, ведь освободят же нас! - заходите ко
мне.

Для повести: расходятся из-за того, что оба чувствуют святость брака и,
любя друг друга, любят естественным браком других.

- Что вы шьете?

- Мешок для ватерклозета.

Соломоны хотят учесть то, что нельзя учесть, и прикла-дывают к
"текущему моменту" (момент течет!), французская историческая искусственная
догма. И, наговорившись всласть, опять спрашивают инженера: