"Константин Прохоров. Сектантские рассказы " - читать интересную книгу автора

узнав о его учености, дыша в лицо перегаром, спросил один авторитетный
"дембель" по прибытии в часть на карантин. - Историк? Ну, тогда ты должен
знать, когда я родился..." Так встретила Фролова армия. Впрочем, сильно его
не обижали. Этому способствовали как высокий рост, общая физическая
крепость, так и общительный характер Миши.
Закончив с кроватью, Фролов взял полотенце, туалетные принадлежности и
пошел умываться. Путь его проходил мимо длинного кумачового транспаранта:
"Решения XXVI съезда КПСС - в жизнь!" Самодеятельный художник ефрейтор
Федирко, несмотря на старание, не смог вместить всех букв в транспарант,
поэтому слово "жизнь" пришлось сделать гораздо уvже предшествующих
жирненьких букв "КПСС".
Настроение у Фролова с утра было одновременно радостное и тревожное.
Вчера, наконец, открылась его "тайна". Теперь оставалось только ждать, какие
последуют начальственные оргвыводы.
У каждого умывальника уже обливались и фыркали по два-три солдата. Миша
пристроился рядом с ближайшим краном и тоже стал с удовольствием умываться и
обливать торс холодной водой. "Интересно, как это будет? - думал он. --
Ротный вызовет к себе в канцелярию для объяснений? Или меня сразу переведут
в другую часть? Дорогой Господь, да будет воля Твоя!"
А случилось вот что. Находясь в увольнении, в воскресенье, около 12
часов дня, командир отделения комсомолец Михаил Фролов был замечен стоящим
на коленях в молитвенном доме местной общины баптистов. Замечен он был
забредшим туда из любопытства военным патрулем. Патруль состоял из старшего
лейтенанта, сержанта и рядового. Поэтому новость сразу распространилась и
среди офицеров, и среди солдат. Вечером того же дня взвод, в котором служил
Фролов, заступал в караул. Однако его фамилия, против обыкновения, не была
зачитана на разводе, и он остался в расположении роты. Больше Мишу вчера
никто не беспокоил.
Призывался Фролов в армию из Казахстана. Родители его были
евангельскими христианами-баптистами. Сам же он, начиная со старших классов
школы, вкусил сполна мирской жизни. И была внутри Миши до последнего времени
какая-то раздвоенность: перед друзьями стыдно было показать хотя бы
маломальское знание Библии, а перед родителями стыдился за исходящий от него
частенько запах спиртного и сигарет. С детства запавшие в душу библейские
рассказы о Самсоне, царе Давиде, чудесах Иисуса Христа никогда не забывались
и не вытеснялись вполне занятиями спортом, музыкальными кумирами или
атеистическими книгами. Тем не менее, под влиянием общей школьной и
студенческой среды, Миша легко вступил в комсомол, полюбил прикладываться к
бутылке, часто менять девушек и в армию ушел необращенным. Так он попал во
внутренние войска, и нес службу с автоматом в руках, приняв присягу и
обязанность стрелять, при определенных обстоятельствах, в людей...
Фролов умывался дольше всех, спешить ему было некуда, к тому же
хотелось особенно тщательно выбриться в преддверии нравственных боев с
"красными командирами". Умывальник быстро пустел. Наконец, в нем остались
только сержант Фролов и молодой солдат-дневальный по прозвищу Тормоз,
вытиравший за всеми пол шваброй. И тут вошли трое одетых "дедов". Миша знал
их не очень хорошо, так как они были из другого взвода. Знал только, что
одного из них, державшегося наиболее развязно, звали Гариком. У него в руках
был солдатский ремень, бляхой которого он нервно поигрывал.
Фролову все стало ясно с первого взгляда. "Чтобы "зараза" не