"Николай Прокудин. Гусарские страсти эпохи застоя " - читать интересную книгу автора

сидела, глядя в окошко, думу думала. Наконец, собрала вещи, объявила, что ей
нужно ехать прерывать беременность, а там и сессия не за горами. Разлука
укрепляет любовь! Сам выбрал этот округ. А она домой хочет, к маме! Большой
привет! Не скучай...
Никита поначалу даже где-то обрадовался. Сам же начинал тяготиться --
развестись, что ли? Теперь всг разрешилось как бы само собой. У нас нет
намерений, мы следуем за обстоятельствами.
Однако обстоятельства - не сахар. Он уходил с утра в казарму и
возвращался домой только спать. Иногда и не возвращался, ночевал в роте. А
что делать в пустой квартире? Да и не пустой вообще-то! Зампотыл Зверев
подложил свинью. В квартире, где Ромашкину выделена комната, оказывается,
проживало еще и семейство уволенного капитана. Уволенный капитан Карпенко
все сдавал и сдавал должность, но его не рассчитывали и не рассчитывали.
Потому что капитан Карпенко все ротное имущество частично разбазарил,
частично пропил. Теперь покрывал недостачу по ночам: что-то где-то добывал,
а утром сдавал по накладным на склад. Семейка в количестве четырех человек
голодала. Дети днем питались в школьной столовой, а вечером смотрели
несчастными глазами на родителей, шарили по кастрюлям, стучали ложками,
гремели тарелками.
Никита вскоре после отъезда жены получил контейнер с вещами от
родителей: холодильник, стиральную машину, старенький телевизор, кресло и
несколько заколоченных ящиков, в которых обнаружились картошка, лук, грибы,
соленые огурчики в банках, варенье, тушенка, крупы. Отлично! Хоть изредка
можно будет самому покухарничать, а не в столовке язву желудка наживать.
Ночи уже стояли на удивление промозглые и прохладные. Днем - пекло, а
ночью - холодрыга. Его пятый этаж продувался через щели рассохшихся оконных
рам и дверей. И вот открытие: батареи отопления имели место быть, висели на
стенах, но парового отопления, как такового, по проекту вообще не
предусматривалось. Туркестан ведь! Жара! И гарнизонная котельная отапливала
казармы, а для пятиэтажек в городке подразумевалась только горячая вода. На
самом деле и холодная вода, выше второго этажа почти не поднималась - не
хватало напора старенькой водокачки. Горячей воды не было вовсе.
Из-за вечной мерзлоты лишь две из трех комнат в квартире были обитаемы.
В одной - Ромашкин и тараканы. В другой - семейство Карпенко и, наверное,
тоже тараканы. Изредка к Никите приходил полосатый котяра. Не тот ли, что
пуганул его на пороге "гадючника"? Вроде тот. Похож. Котяра с энтузиазмом
охотился на тараканов, за что Никита простил ему вероломно сожранные
сосиски. Запирал на ночь в комнате вместе с собой: охоться на здоровье,
полосатик! Уж лучше мягкие "топы-топы" в темноте, чем насекомное шуршание.
Пришедшие багажом шмотки стояли в третьей, дальней комнате. Что-то
распаковал, до чего-то руки не доходили. У него не доходили, а у кого-то
дошли. Обнаружил, что один из ящиков вскрыт: крышка оторвана, но аккуратно
приставлена обратно. Заглянул внутрь - пусто. А вроде должна быть картоха.
Никак соседи подсуетились. Ругаться с ними? Дети голодные...
- Сосед! Сосе-ед! - позвали с кухни. - Ромашкин! Никита!
Ну, он сосед, он Ромашкин, он Никита. Чего надо-то? Мало того, что
обнесли, так еще и зовут! Весело им!
- Лейтенант! Иди к нам! Присоединяйся! А то совсем отощал, покуда
укреплением воинской дисциплины занимался!
Зовут - надо идти. А надо? Так ведь... зовут.