"Виктор Пронин. Банда 2" - читать интересную книгу автора

Пронин Виктор
Банда - 2

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
УДАР В СПИНУ
Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана
Буду резать, буду бить,
Юных девочек любить.
Детская считалка

Овсов - такая фамилия была у заведующего травматологическим отделением
городской больницы. Степан Петрович Овсов. Фамилия не придуманная, не вычитанная
в исторических романах или дворянских хрониках, а доставшаяся от предков,
которые, по всей видимости, как раз и имели дело с овсом, лошадьми, телегами.
Впрочем, об этом можно было догадаться и по внешности Степана Петровича - был он
плотен, невысок, нетороплив, обстоятелен. Весь, как говорится, от земли. Слова
его были просты и непритязательны, мысли не отличались ни лукавством, ни
возвышенностью. Жизнь обошлась с Овсовым довольно милостиво - с его головы не
упало ни единого волоска, но зато все они к сорока годам сделались совершенно
белыми. На мир Овсов смотрел чуть исподлобья, из-под тяжелых морщин, улегшихся
вдоль лба. Но во взгляде не было угрюмости. Взгляд у хирурга был если и не
ласков, то достаточно доброжелателен, людей он выслушивал с интересом, не
перебивая, и по лицу его в это время блуждало какое-то усмешливое недоумение.
Кабинет Овсова являл собой дальний угол, выгороженный в общей ординаторской
шкафами так, что их стеклянные дверцы смотрели наружу, а фанерные спинки с
наклеенными ценниками служили стенами кабинета. Ценники эти из порыжевшей бумаги
и с пятнами проступившего клея Овсов не отдирал и другим запретил - по этим
бумажным клочкам можно было неопровержимо установить, что всего несколько лет
назад фанерные шкафы стоили в тысячу раз дешевле, нежели те, которые стояли в
магазинах сегодня. Кабинет получился небольшим, примерно три метра на три. Но
этого оказалось достаточно, чтобы внутри расположить письменный стол с
телефоном, узкую кушетку, накрытую казенной простынью с расплывшимся фиолетовым
штампом, и стоячую металлическую вешалку. Проход, оставленный между Шкафами, был
завешен опять же белой простынью с фиолетовым штампом, приходившимся как раз на
уровне лица входящего человека.
Конечно, можно было посуетиться, поклянчить и выбить у главного врача под
кабинет маленькую палату, предназначенную для тяжелых больных, тем более, что
она чаще всего пустовала, а если кто и поселялся в ней, то по высоким звонкам -
именно для таких случаев главврач и держал эту палату. Если же кто-то предлагал
похлопотать за него, Овсов от таких предложений уклонялся, причем, не просто
уходил от разговора, а уходил в полном смысле слова - из мест, где разговоры
затевались.
- Сами предложат, - говорил он.
- Держи карман шире! - кричали ему вслед.
- Не могу, - оправдываясь, ворчал Овсов. - Гордыня одолела.
При этом не шутил и не придуривался - просто называл вещи своими именами.
Была, была у него эта самая гордыня, которая не позволяла чего-то просить для
себя, будь это теплый месяц для отпуска, кабинет или мешок картошки, завезенной
для больницы выздоровевшим председателем колхоза. Собстственно, только в этом