"Виктор Пронин. Банда 7 ("Банда" #07) " - читать интересную книгу автора

и, как никогда, остро ощутил, что жизнь его идет совсем не так, как ему
когда-то представлялось, совсем не так. - Что ты видишь, Паша, оглянувшись
назад? - спросил он себя, заранее зная, что ответ будет печальным. - Ничего,
кроме горы трупов и луж крови. Ни стихов не написал, ни музыки какой-нибудь
завалящей не сочинил, дом не построил, пусть плохонький, с подтекающей
крышей, без воды, газа, отопления... Даже такой халупы не смог соорудить. Да
что халупа - ты ведь, Паша, и ребенка не родил, как это ни прискорбно. Может
быть, не только ты в этом виноват, но, по большому счету, некого тебе
винить, кроме самого себя, некого. Это плохо, Паша, так нельзя".
Пребывая все в том же сумеречном состоянии, Пафнутьев оделся, взял
старый, но хороший, большой зонт и лишь в прихожей оглянулся, почувствовав,
что Вика слышит его тяжкие вздохи, сборы и, конечно же, стоит уже в
прихожей, устремив на него взгляд хотя и сочувствующий, но с осуждением.
Пафнутьев развел руки в стороны и бессильно уронил их вдоль тела - вот
так, дескать, вот так, дорогая.
- Надолго? - спросила Вика.
- Не навсегда, нет.
- Кто-то ждет?
- Многие ждут. - Пафнутьев невольно расправил плечи, чуть вскинул
голову. - Но сегодня меня никто не дождется.
- А я?
- Ты дождешься.
- Уже неплохо, - вздохнула Вика. - Уже кое-что.
- Что-то я маленько не в себе сегодня... Подышу.
- Подыши.
Пафнутьев некоторое время стоял, уставившись в пол, словно забыл, куда
собрался, но, увидев в руке сложенный зонт, спохватился.
- Хочешь, вместе пойдем? - спросил он.
- Нет уж, избавь.
- Видимо, я сегодня не слишком общительный?
- Видимо.
Пафнутьев сделал прощальный взмах зонтом, который, наверное, мог бы
служить и тростью, и, не добавив ни слова, вышел, плотно закрыв за собой
дверь.
Дождь к этому времени прекратился, и в зонте надобности уже не было.
Да, прошел первый весенний дождь, смывая остатки грязного снега, пахло
оттаявшей корой деревьев, дул теплый весенний ветер, который Пафнутьев еще
улавливал, еще унюхивал даже не носом, а всем своим нутром. Что-то
вздрагивало в нем, что-то тревожно отзывалось на неуловимые признаки скорой
весны.
- Надо же, весна, - пробормотал он, подняв воротник коротковатого
пальто, надвинув на глаза кепку, взяв зонтик под мышку, а руки сунув в
карманы. Все это входило в ритуал вечерней прогулки, таким он помнил себя,
когда был молод и без причины счастлив. Как бы наблюдая за собой со стороны,
Пафнутьев сознавал, что вид имеет несколько угрюмый, сутуловатый, но он себе
нравился и таким, и таким себя тоже помнил. Поэтому прогулка получалась как
в давние годы, когда он все понимал, все знал и ни в чем у него не было
никаких сомнений. Но с годами знания его покинули. Были и ушли, не
дождавшись достойного применения. И понимание, уверенное, глубокое понимание
ушло, уступив место бесконечным, раздражающим сомнениям, колебаниям,