"Валентин Проталин. Тезей (том 2)" - читать интересную книгу автора

можно. Это сколько угодно. Но ты должен, обязан ее трогать. Такая твоя
работа. Вот и трудись. Ты здесь, а трогаешь не свое. Даже вино за столом не
общее, а какое-то чужое. Не для веселья, а для большей производительности. И
выдают тебя какой-либо женщине чаще по списку, в который она занесена. Как
дополнение. Это неважно, что греческие мужчины, приплывшие сюда, ни в каких
списках не состоят. Достаточно женских списков. Раз на этой земле перепись
осуществилась, то и ты, угодив сюда, попадаешь на заметку. Ты уже не сам по
себе. Таково могущество списков. И устанавливается тревожащий тебя,
задевающий тебя порядок.
Нет, и воспламененность была, и даже песни пытались вместе петь. Но вот
близость достигла своего предела и тут же куда-то исчезла. Расслабленный
мужчина, отдавший своей подруге часть собственной энергии и желавший
понежиться в остатках только что окутавшего и дурманящего его тепла,
сталкивался словно со стеной. И это во время любовного-то похождения. И в
стенку превращалась женщина, еще недавно стонавшая от остроты переполнявшего
ее желания. Но вот огонь погашен, и - как ничего и не было. Конечно, пламя
снова могло пробудиться, но мужчина в конечном счете опять ударялся о
стенку. Или о несколько стенок подряд.
Получалось, и не мужчина он совсем, а какая-то заурядная афинская
гетера. Очень непривычное это ощущение, чтобы не сказать, - весьма обидное.
- Девочки! - то и дело доносилось с улицы, где праздник продолжался и
куда торопилась выскользнуть амазонка после близости с мужчиной.
И никто из этой списочной праздничной женской толпы не кричал:
"Мальчики!". Или хотя бы - "Девочки и мальчики!".
Не выстроенных по спискам мужчин как бы и не существовало. Только что
были, и вдруг нету их совсем.
И ни капельки благодарности, ни крошки признательности обычному,
нормальному представителю иного - сильного - пола. Даже и несколько больше,
чем нормальному. Какой слабак на подобное мореходство решится. Впрочем,
пусть - ни благодарности, ни признательности. Что с них, дикарок, взять. Но
обескураживала очевидная жесткость этих мягких по своей физической природе
созданий. Точнее, черствость. Исключение, - если рядом с ними такой крепыш,
такая громадина, как Геракл. Эти пакостницы буквально плывут от восхищения
им. И до, и после. Да и кто не плывет от чудес в здешнем мире. Но -
неизменная черствость ко всем остальным. Вообще к мужчинам. Откуда она?
Откуда?
Конечно, это чувство обиды мешало гостям из Греции сосредоточиться.
Сосредоточиться и подумать. Ведь что-нибудь из объясняющего подобное и они,
успокоившись, могли наскрести в своей памяти. Какие-нибудь примеры из той же
Греции. Всего бы это не объяснило, но все-таки... В той же Греции есть места
и местечки, откуда мужчины всякий год отъезжают на заработки. В Афины,
скажем. Где увеличивают количество метеков. На большие священные праздники
они возвращаются к своим женам, чтобы привезти чего-нибудь из заработанного
и, разумеется, погулять, приобщиться к родным святыням. Остальную часть года
женщины остаются без них. И землю бедняжки возделывают, и остальное тащат на
себе, а главное, - без мужей перебиваются. От этого в них образуется, ну, не
черствость - суровость какая-то, жесткость. Она в них со временем как-то
сгущается, словно природной их составляющей становясь.
И кто тут виноват? Ведь не женщины, если подумать.
Мужчинам подумать бы следует.