"Валентин Проталин. Тезей (том 2)" - читать интересную книгу автораможно. Это сколько угодно. Но ты должен, обязан ее трогать. Такая твоя
работа. Вот и трудись. Ты здесь, а трогаешь не свое. Даже вино за столом не общее, а какое-то чужое. Не для веселья, а для большей производительности. И выдают тебя какой-либо женщине чаще по списку, в который она занесена. Как дополнение. Это неважно, что греческие мужчины, приплывшие сюда, ни в каких списках не состоят. Достаточно женских списков. Раз на этой земле перепись осуществилась, то и ты, угодив сюда, попадаешь на заметку. Ты уже не сам по себе. Таково могущество списков. И устанавливается тревожащий тебя, задевающий тебя порядок. Нет, и воспламененность была, и даже песни пытались вместе петь. Но вот близость достигла своего предела и тут же куда-то исчезла. Расслабленный мужчина, отдавший своей подруге часть собственной энергии и желавший понежиться в остатках только что окутавшего и дурманящего его тепла, сталкивался словно со стеной. И это во время любовного-то похождения. И в стенку превращалась женщина, еще недавно стонавшая от остроты переполнявшего ее желания. Но вот огонь погашен, и - как ничего и не было. Конечно, пламя снова могло пробудиться, но мужчина в конечном счете опять ударялся о стенку. Или о несколько стенок подряд. Получалось, и не мужчина он совсем, а какая-то заурядная афинская гетера. Очень непривычное это ощущение, чтобы не сказать, - весьма обидное. - Девочки! - то и дело доносилось с улицы, где праздник продолжался и куда торопилась выскользнуть амазонка после близости с мужчиной. И никто из этой списочной праздничной женской толпы не кричал: "Мальчики!". Или хотя бы - "Девочки и мальчики!". Не выстроенных по спискам мужчин как бы и не существовало. Только что И ни капельки благодарности, ни крошки признательности обычному, нормальному представителю иного - сильного - пола. Даже и несколько больше, чем нормальному. Какой слабак на подобное мореходство решится. Впрочем, пусть - ни благодарности, ни признательности. Что с них, дикарок, взять. Но обескураживала очевидная жесткость этих мягких по своей физической природе созданий. Точнее, черствость. Исключение, - если рядом с ними такой крепыш, такая громадина, как Геракл. Эти пакостницы буквально плывут от восхищения им. И до, и после. Да и кто не плывет от чудес в здешнем мире. Но - неизменная черствость ко всем остальным. Вообще к мужчинам. Откуда она? Откуда? Конечно, это чувство обиды мешало гостям из Греции сосредоточиться. Сосредоточиться и подумать. Ведь что-нибудь из объясняющего подобное и они, успокоившись, могли наскрести в своей памяти. Какие-нибудь примеры из той же Греции. Всего бы это не объяснило, но все-таки... В той же Греции есть места и местечки, откуда мужчины всякий год отъезжают на заработки. В Афины, скажем. Где увеличивают количество метеков. На большие священные праздники они возвращаются к своим женам, чтобы привезти чего-нибудь из заработанного и, разумеется, погулять, приобщиться к родным святыням. Остальную часть года женщины остаются без них. И землю бедняжки возделывают, и остальное тащат на себе, а главное, - без мужей перебиваются. От этого в них образуется, ну, не черствость - суровость какая-то, жесткость. Она в них со временем как-то сгущается, словно природной их составляющей становясь. И кто тут виноват? Ведь не женщины, если подумать. Мужчинам подумать бы следует. |
|
|