"Валентин Проталин. Тезей (том 2)" - читать интересную книгу автора

когда столько всего надо, всяких разных предметов. А ведь хуже всего - возня
с трупами. Конечно, куда денешься, надо, однако боязно, да и - не чисто.
Недаром - и обмывай, и окуривай. И себя, и других, и сами дома...
Боги, глядя на людей, тоже научились друг с другом торговаться: ты мне
это, а я тебе то. Но в собственно торговле им нет надобности.
Обмениваться подсмотренными на земле забавами, подарки разные получать
- это пожалуйста. Может быть, оттого, что потребности богам ничего не стоят,
боги и остаются богами. Сказано же: что можно Зевсу, нельзя волу. Волу,
опять же - заклание. Земные заклания себе боги тоже приветствуют. А вот со
всем, что связано с миром потусторонним, с местом, где скапливаются души,
эти облики смертных, с потаенным царством Аида и у блаженных богов отношения
темные, нерешенные, напряженные какие-то. Пусть и создали они это царство,
где ничто не меняется, сами создали для Аида, чтобы породить равновесие с
изменчивым миром живых. Но словно запруду сделали, не желая расставаться с
бывшими своими подопечными. И сами теперь боятся, не понимают ее. Главное,
не ясно, куда все-таки исчезают (а они исчезают) в конце концов тени
смертных из царства смерти, сколько бы они там ни томились. В память что ли
приходят сами по себе каким-то образом. И - теряются для богов, уносятся
куда-то... Да и кто они теперь такие, что такое - не разберешь.
Все это неприятие переносится на самого владыку преисподней. И Аида,
родственника своего, боги, особенно олимпийцы, не сговариваясь, внутренне
отторгают от себя. Стараются не думать о нем. Он, правда, в свою очередь, не
особо их жалует. Тем более равных по положению олимпийцев. Редко появляется
в чертогах властительного брата Зевса. Иногда Персефона извлечет его из недр
преисподней, заскучав в длинные месяцы своего зимнего заточения. Или Зевс
провозгласит, как сейчас, всеобщий пир богов.
Конечно, боги, собравшиеся в чертогах, вели себя так, будто не Аид
восседает с ними, а какой-нибудь красавец Адонис. Хотя по-настоящему
независимо держались рядом с ним лишь Дионис и Гермес, которым, каждому
по-своему, все нипочем. Да еще Аполлон, пожелавший в этом с ними сравняться.
В какой-то момент Аполлон даже погрузил себя и троих своих ближайших
сотрапезников, включая Аида, в эфирное облако, и они исчезли для всех
остальных. "Молодцы, сынки" - успел подумать Зевс, - "развлекают мрачного
дядю". Аполлон же, чтобы, может быть, снять некоторую стесненность в общении
с владыкой преисподней, вывернул из эфира простой глиняный кувшин, тряхнул
его, так что внутри него нечто булькнуло "Ой!", и заговорщически подмигнул:
- Та самая, ежевичная. Приятель-пастушок с Иды изобрел...
Затем наполнил Аполлон золотые тонкой работы чаши, в знак согласия
появившиеся в руках божественных собутыльников. Жидкость оказалась весьма
чуждой этим чашам богов: мутная, в чернь зеленоватая и резко пахучая.
- Никому не говорил об этом, а тут скажу, - расщедрился Аполлон, прямо
глядя в еще более темные, чем это пойло, в еще более непрозрачные глаза
владыки теней.
- Попробуем, - кивнул Аид.
Он влил в себя содержимое чаши, и широко раскрывшиеся глаза его, нет,
не прояснились, а как бы темнотой вспыхнули, и рот остался открытым:
- Фу, какая гадость, - изумился, переведя дух, владыка преисподней и
даже крякнул. - А как разит!
- Почище адского цветка асфодели в твоем царстве, - хмыкнул Дионис.
- Асфодели в его царстве пахнут отсутствием запаха - поправил Диониса