"Франсин Проуз. Голубой ангел (университетский роман) " - читать интересную книгу автора

это случается рефлекторно.
Анджела вздрагивает. Столько брони, а под ней - трепетная фиалка. Они
часто бывают такими ранимыми, эти зеленоволосые и проклепанные. Большинство
студентов Юстона одеваются как будущие вице-президенты. Выбранный Анджелой
стиль говорит о твердом решении никогда в эти ряды не вступать.
- Можно мне здесь покурить? - спрашивает она.
- Лучше не надо, - отвечает Свенсон. - Вы уйдете, а дым будет весь
день держаться. Я, видите ли, сам курил, знаю...
- Да не важно. Я почти что не курю. - Она отчаянно жестикулирует. - Во
всяком случае, я не таскаюсь на занятия попусту. Я сижу за компьютером.
Пишу прозу.
- Очень хорошо! - говорит Свенсон. - Просто замечательно. Значит, вы
нам дадите что-нибудь для следующего семинара?
- Я пишу роман.
- Роман... - с тоской повторяет Свенсон.
Да, можно представить... Или нельзя? Бывает и такое: капитан
университетской команды по лакроссу 5 вдруг выдает готический роман про
маньяка-потрошителя. В прошлом году юноша с синими волосами и таким же
маникюром целый семестр работал над романом под названием "Кал королей".
Первые десять страниц представляли собой слова "Кал королей", набранные
разными шрифтами. А еще как-то раз две совершенно неразличимые девицы (не
близняшки, как решил было Свенсон, а просто подружки) совместно трудились
над научно-фантастической повестью про двух андроидов Зипа и Запа. Одна
писала от лица Зипа, вторая - от лица Запа. Через несколько лет он
посмотрел фильм, в котором две подружки задумали убить мать одной из них, и
их идиотская упертость напомнила ему об этих студентках.
- Как называется роман? - спрашивает он.
- Можно я ваши книги посмотрю? Так я быстрее успокоюсь.
Свенсон может попросить ее не курить. Но не может же он запретить ей
встать и посмотреть его книги. Он хочет сказать: "Это рабочая встреча.
Давайте не будем отвлекаться".
- Ради бога, - кивает он. - Будьте как дома.
- Давайте сначала просто поговорим о чем-нибудь, - предлагает она. - А
то мне как-то неловко.
Анджела бродит по кабинету, бросает взгляд на старые открытки,
фотографии в рамках, задерживается у полок с Толстым, Чеховым, Вирджинией
Вулф.
- Глазам не верю! - говорит она. - У меня висят такие же открытки.
Так давно никто (и сам он в том числе) не обращал внимания на то, чем
он себя окружает. Много лет назад девушки, придя к нему домой, обязательно
смотрели на его книги, его безделушки. Это было очень эротично: сидишь,
бывало, и разглядываешь девичий зад, пока его благодетельница расхаживает
вдоль полок. На сей раз - никакой эротики, может, потому, что зад Анджелы -
два аккуратных белых полукружья - и так просвечивает сквозь драные джинсы.
Анджела рыщет взглядом по книжному шкафу, примечает одну книжку,
достает ее и показывает Свенсону. Естественно, это Стендаль. "Красное и
черное". Он не помнит, говорил ли он в классе, в минуту эгоистического
откровения, что работает над романом, в чем-то перекликающимся с книгой
Стендаля. Кажется, нет. Это что, совпадение или телепатическая связь,
почему Анджела говорит: "Этот роман я люблю не меньше, чем "Джейн Эйр"?