"Михаил Прудников. Операция "Феникс" " - читать интересную книгу автора

бестолково, но весело. Сестры считали своим долгом женить брата и приводили
с собой подруг. Но усилия сестер обычно оставались тщетными: знакомство
Сергея с этими подругами почему-то не получало своего развития. "Разве тебе
не понравилась Таня (или Валя, или Света)?" - удивлялись сестры. Сергей
смеялся и просил впредь избавить его от роли жениха. Но на следующий
праздник все повторялось сначала: за столом опять появлялась какая-нибудь
приятельница сестер, которая донимала Сергея вопросами и которую он после
обеда отвозил на такси домой.
И Таня (и Валя, и Света) были милы. Сергей говорил это своим сестрам.
Но никогда ни с кем он не делился тем, что вот уже много лет перед его
глазами неотступно стояла девушка в короткой кожаной куртке и белом
мотоциклетном шлеме. Она погибла, врезавшись в грузовик. Это было нелепо,
обидно. Сергей Николаевич долго не мог прийти в себя. Мотоциклетный шлем
преследовал его повсюду.
С тех пор, пока он не встретил Катю, он не мог найти женщину, которая
заполнила бы его жизнь.
Для отца Рублева семейные праздники были лучшими часами его жизни:
дети, которых он иногда не видел месяцами, собирались все вместе, на коленях
у него резвились две внучки. "Вот, мать, - обращался он с довольной улыбкой
к жене, - смотри, какой мы с тобой коллектив воспитали. За столом тесно". Он
очень гордился, что, будучи сам малограмотным, дал детям высшее образование.
Особенно он гордился Сергеем - единственным сыном, к профессии которого
относился с уважением, хотя вряд ли имел точное представление, чем
занимается его сын. Сергей ничего не рассказывал, а отец считал, что
расспрашивать нетактично.
Скупой на слова и проявление чувств, отец после нескольких выпитых
рюмок становился словоохотливым и даже немного хвастливым. Ему очень
нравилось слово "клан", которое он выудил из газет, и любил его ввернуть в
застольной беседе.
Отец считал, что праздник не в праздник, если за столом не слышно
песен. Начисто лишенный слуха, сам он питал особую слабость к пению.
Репертуар его тоже не отличался богатством: в особом почете были две очень
не похожие одна на другую песни: "Вышли мы все из народа" и сентиментальный
романс начала века "Вот вспыхнуло утро, румянятся воды..."
И тут Сергей обычно приходил на помощь, идя навстречу молчаливой
просьбе всей семьи. Поскольку у Сергея был приятный баритон, отец умолкал и,
к радости всех присутствующих, уступая место сыну, превращался из
исполнителя в слушателя.
Двадцатого июля праздновали день рождения отца. Уже была почата третья
бутылка вина и отец приступил было к "концертной программе", как вдруг в
дверях раздался звонок. Вышедшая в прихожую старшая сестра вернулась через
секунду в комнату, где был накрыт стол, и сообщила: "Сережа, тебя там
спрашивают... С работы".
Сопровождаемый тревожно-вопросительными взглядами семьи, Сергей
поспешил в прихожую. В дверях стоял Максимов.
- Извините, Сергей Николаевич, - пробормотал он. - Наш старый друг
Рыжий прислал привет. Опять объявился на Новодевичьем кладбище. Просили вам
сообщить.
- Маккензи?
- Он самый.