"Э.Энни Прулкс. Грехи аккордеона" - читать интересную книгу автора

достаточно, чтобы выдержать целый день работы; он и должен был сопровождать
отца. Девочки смотрели на него с завистью.
В этой истории пострадал еще один человек - младшая сестра застывшей
женщины, сама еще ребенок, чьей обязанностью теперь стало лить в стиснутый
рот жидкую кашицу, выгребать вонючие тряпки из-под сочащихся отверстий,
переворачивать неподвижное тело с грубыми пролежнями, и капать в сухие
незрячие глаза чистую воду.


Услужливый молодой человек

Отец и сын ушли в тусклую утреннюю полутьму вприпрыжку, вниз по крутой
тропке, прочь от застывшей женщины и беспокойных глаз ее родни, от обиженных
девочек, мимо каменного улья, что отмечал границу поселка. Мастер нес
чемодан, инструменты и аккордеон за спиной, соорудив себе нечто вроде сбруи
из связанных узлами веревок. Мальчик Сильвано сгибался под скрученной
овчиной, серым одеялом и холщовой сумкой с буханками хлеба и сыром. Меньше
чем через семьдесят шагов поселок навсегда пропал из виду.
Два дня они шли пешком, переправились на пароме через сверкавшую белым
пунктиром воду и, наконец, добрались до станции. В пути отец почти не
говорил; вначале, сквозь застилавшие глаза слезы, он думал о жене, которая
была тканью его рубашки, влагой его рта, а затем ситуация вдруг предстала
перед ним грубой мужской поговоркой: лучший кусок холодного мяса в доме
мужчины - это мертвая жена. К сожалению, она была не живой и не мертвой.
Нескладный мальчик, обиженный молчанием отца, перестал задавать вопросы,
даже когда они заходили в деревни - он лишь собирал в карманы чертовы
камушки, чтобы швырять в рычащих собак.
Сицилия сыпалась, словно кукурузный помол из дырявого мешка. Станция
была забита людьми - они кричали, размахивали руками, таскали туда-сюда
саквояжи и деревянные ящики, проталкивались сквозь вокзальную дверь на
платформу, и без того полную, они обнимались, хватали друг друга за
плечи -море колыхающейся материи, женские платки сложены треугольниками и
завязаны под подбородками, яркие геометрические фигуры на фоне черной массы
спин.
Отец и сын сели в вагон и теперь ждали отправления в компании жужжащих
мух и пассажиров, пробивавшихся кто наружу, кто внутрь. Они прели в своих
шерстяных костюмах. Люди на платформе словно посходили с ума. Женщины рыдали
и заламывали руки, мужчины лупили кулаками по плечам и спинам уезжавших
сыновей, дети ревели и с такой силой хватались за подолы, что трещала
материя, а совсем маленькие вцеплялись матерям в волосы. Кондукторы и
начальники поездов орали и выталкивали из вагонов безбилетников. По всей
длине поезда пассажиры с искаженными от горя лицами высовывались в окна,
сжимали и целовали в последний раз протянутые к ним руки.
Мастер и Сильвано молчали, обводя глазами представление. Поезд
тронулся, и плач стал еще громче - люди на платформе смотрели, как вагоны
проплывают мимо, превращая родные лица в чужие маски.
Какой-то пожилой и тощий, как скелет, мужчина в потертом костюме вдруг
оторвался от толпы и побежал за поездом. Цепкий взгляд поймал Сильвано. Люди
часто засматривались на мальчика, отмечали его круглые щеки и опущенные
ресницы, недетское выражение лица, что-то испанское или мавританское в