"Болеслав Прус. Кукла (Роман)" - читать интересную книгу автора

корица. Для чего нужна корица? Для зупа, для сладкого нужна корица. Что есть
корица? Это есть такая кора с один дерево. Где живет такой дерево корица? В
Индии живет такой дерево. Смотри на глобус - тут лежит Индия. Дай мне за
десять грош корицы... О, du Spitzbub!* Вот я дам тебе десять плети, то
будешь знать, сколько продать корица за десять грош...
_______________
* Ах ты прохвост! (нем.)

Таким образом исследовали мы каждый ящик в магазине и историю каждого
товара. А если старик не слишком уставал, он еще диктовал мне после этого
арифметические задачи, заставлял подытоживать счета и писать деловые письма.
Хозяин очень любил порядок, терпеть не мог пыли и самолично стирал ее с
мельчайших вещиц. Только плетки ему не приходилось вытирать благодаря
воскресным урокам бухгалтерии, географии и товароведения.
Понемногу за несколько лет мы так свыклись друг с другом, что старый
Минцель не мог обойтись без меня, а я даже плетку его стал считать
непременной принадлежностью семейных отношений. Помню, однажды я не мог
прийти в себя от огорчения, когда испортил дорогой самовар, а старый
Минцель, вместо того чтобы схватиться за плетку, только произнес:
- Что ты наделаль, Игнас?.. Что ты наделаль!..
Я предпочел бы получить порку всеми плетьми, чем еще когда-нибудь
услышать этот дрожащий голос и увидеть перепуганный взгляд хозяина.
В будни мы обедали в магазине, сначала оба молодых Минцеля и Август
Кац, а потом я с хозяином. В праздники все мы собирались наверху и
усаживались за одним столом. Каждый год на рождество Минцель делал нам
подарки, а его мать, в величайшей тайне, устраивала нам (и своему сыну)
елку. И, наконец, ежемесячно первого числа мы все получали жалованье (мне
платили 10 злотых). При этом каждый должен был отчитаться в своих
сбережениях: я, Кац, оба племянника и прислуга. Не делать сбережений, не
откладывать ежедневно хотя бы по нескольку грошей - было в глазах старого
Минцеля таким же преступлением, как воровство. На моей памяти в магазине
перебывало несколько приказчиков и учеников, которых хозяин рассчитал только
за то, что они ничего не копили. День, когда это выяснялось, неизменно был
последним днем их пребывания у нас. Не помогали ни обещания, ни клятвы, ни
даже целование рук и мольбы на коленях. Старик неподвижно сидел в кресле, не
глядя на провинившихся, и, указывая перстом на дверь, повторял одно слово:
"Fort! Fort!"*
____________
* Вон! Вон! (нем.)

Принцип этот - накопление сбережений - стал у него болезненной
причудой.
Этот милейший человек обладал одним недостатком, а именно: он терпеть
не мог Наполеона. Сам он никогда не упоминал о нем, но стоило кому-нибудь
произнести имя Бонапарта, как старик приходил в бешенство: лицо его синело,
он плевался и хрипел:
- Шельма! Spitzbub! Разбойник!
Первый раз, услышав столь мерзостные слова, я едва не лишился чувств. И
уже собирался сказать старику что-нибудь очень дерзкое, а потом сбежать к
Рачеку, который к тому времени женился на моей тетке, как вдруг заметил, что