"Болеслав Прус. Проклятое счастье" - читать интересную книгу автора

день. Правильно говорит Владик - деньги ничего не меняют".
Она уже совсем успокоилась.
Вильский тем временем продолжал чертить. Когда стемнело, он молча стал
ходить по мастерской; потом зажег лампу и снова склонился над доской.
Только сейчас он заметил, что допустил серьезную ошибку в вычислениях.
Он разорвал чертеж и на обрывке бумаги стал выписывать какие-то пропорции и
отдельные цифры, последняя из которых была: 25000.
- Двадцать пять тысяч? - шепнул он. - Это свыше шестидесяти рублей в
день без труда и забот!..
"Куда бы их лучше всего поместить? - продолжал он раздумывать. - Акции
вещь неустойчивая, а тут еще пожары... воры... Банк? Но какой банк может
дать безусловную гарантию?.. Дома... А война, а артиллерийский обстрел?.."
"Истинное счастье, - вспомнился ему Эпиктет, - вечно и не поддается
уничтожению. Все, что не обладает этими двумя свойствами, не есть истинное
счастье".
Вильский слышал эхо этих слов в своей душе, но не понимал их. Суждения
подобного рода превратились для него сейчас в пустой звук, и их смысл
испарился вместе с нуждой. Вместо них из глубины подсознания выплывали
совсем иные суждения, озаренные каким-то странным, еще незнакомым блеском.
"Высшая проницательность, - утверждал Ларошфуко, - состоит в том, чтобы
точно знать истинную цену вещам".
- А я, - шепнул Вильский, - до сих пор не знаю цены годовому доходу в
двадцать пять тысяч.
Был уже поздний час. Утомленная Эленка осторожно приоткрыла дверь.
- Ты все еще работаешь, Владик?
- Да! - ответил он, не поднимая головы.
- Спокойной ночи... Какой у тебя лоб горячий...
- Как всегда.
- Сегодня ты мог бы лечь и пораньше, ведь у тебя уже есть деньги...
Спокойной ночи.
Она ошибалась. Большие деньги не дают спать.
Неожиданно Вильский подумал о Гродском. Воспоминание об инженере
вогнало его в краску.
- Славный малый, - произнес он, - но ужасно неотесан.
Одна за другой мелькали в его голове мысли: о фабрике полотна, о его
старой тетке, о бедном перчаточнике, который когда-то даром кормил его
обедами; о людях, не имеющих работы, о планах, посвященных общественному
благу, - и невыразимая горечь наполнила его сердце. Вспомнился ему и некий
старичок в песочном сюртуке, известный философ и пессимист, с которым он
познакомился в Париже. Перед ним Владислав тоже не раз распространялся о
своих великолепных планах. Старик выслушивал его обычно со снисходительной
усмешкой и в заключение говаривал:
- У великих идей, при многих плохих сторонах, есть и одна хорошая.
Именно: они служат своего рода горчичником при воспалении ума у способных,
но бедных молодых людей!
- Так оно и есть! - шепнул Вильский. - Мое состояние слишком велико,
чтобы его выбросить в окно, но оно слишком мало, чтобы осчастливить им весь
мир. Если разделить его среди одних только моих соотечественников, и то на
каждого пришлось бы по неполных тринадцать грошей!
Этим воодушевляющим выводом Вильский подвел итог своим размышлениям. Он