"Болеслав Прус. Ошибка" - читать интересную книгу автора

табаку, а мне - преотличную жестяную саблю. Он сказал, что, вероятно, в
ближайшее время решится вопрос о лавке, но ему еще надо как следует
ознакомиться с районом. Потом он ушел из дому, чтобы увидеться со всеми
знакомыми, и вернулся только к ночи.
На другой день, в воскресенье, мы пошли к поздней обедне. Я сидел с
матерью перед большим алтарем, рядом с семьей бургомистра и майоршей, а в
нескольких шагах от нас стоял кассир, углубившись в чтение молитвенника.
Служба кончилась, и мы собрались уходить, как вдруг из толпы на
середину костела вышли сапожник Стахурский, столяр Гроховский и колбасник
Владзинский, а за ними их подмастерья и ученики. Были тут и писарь почтового
отделения, и секретарь магистрата. Когда ксендз благословил народ,
Стахурский сделал знак органисту. В костеле наступила тишина и...
Что было дальше, я не помню, - от жары и давки я так ослабел, что мама
поспешила унести меня из костела в квартиру ксендза. Тут мы застали кассира,
он бегал по комнатам, рвал на себе волосы и клялся, что он ни в чем не
виноват. Маму он попросил, чтобы она в случае чего удостоверила, что он
первый убежал из костела.
Дома нас ждал Леон. Мама рассказала ему, что произошло в костеле, и он
очень удивился. Сказал, впрочем, что такие вспышки бывают повсюду, возникая
как-то стихийно. Затем объявил, что ему сразу после обеда нужно ехать
дальше, посетить еще несколько местечек и окончательно проверить, где
выгоднее всего открыть лавку.
Необычайное поведение кассира в доме ксендза на время пошатнуло его
репутацию, тем более что наш герой с того дня не надевал больше алой
конфедератки и ходил в своем старом чиновничьем фраке с желтыми пуговицами.
К счастью, это длилось недолго. Ибо наш бургомистр, сопоставив в уме
множество подробностей, пришел к выводу, что происшествие в костеле - дело
рук кассира, и этот человек тем опаснее для общественного спокойствия, что
ловко разыгрывает из себя невинного. В городе этому поверили, так как кассир
уже снова ходил с таинственной и важной миной, а Стахурский, Гроховский и
Владзинский отзывались о нем на людях весьма пренебрежительно. Всем теперь
было ясно, что сей агитатор, чтобы отвлечь от себя подозрения, дал своим
подчиненным соответствующие инструкции.
И такое общественное мнение вполне подтверждал один факт, который мне
пришлось увидеть воочию.
Однажды моя мать попросила пана Добжанского пойти со мной в центр
города - купить бумаги, перьев и карандаш. На рыночной площади мы увидели
толпу ремесленников, евреев и пожилых горожан, которые что-то оживленно
обсуждали. А неподалеку от толпы, около магистрата, стоял кассир.
Сделав все покупки, мы уже собирались идти домой, как вдруг на площади
поднялся громкий галдеж. Я выбежал из лавки и увидел высокого старика,
который выходил из булочной с хлебом под мышкой. Компания подростков, с
криками окружив этого человека, принялась швырять в него камнями и комьями
земли. В первую минуту старик остановился, но когда в него угодило несколько
камней и слетела с головы шапка, он уронил хлеб и бросился бежать. Его
белые, как молоко, волосы и старчески неловкие движения болью отозвались в
моей душе. Вспомнились те мучительные ночи, когда мне снилось, что за мной
кто-то гонится, а я не могу убежать.
В этот миг за моей спиной кто-то глухо вскрикнул: мой учитель вышел из
лавки и, побледнев до желтизны, широко открытыми глазами смотрел вслед