"Болеслав Прус. Примирение" - читать интересную книгу автора

соперничать с вами в подделывании водки или подпольных консультациях, не
только вас уже не будет на свете, но и кости ваши истлеют.
При упоминании о столь печальном финале Леськевич принялся растирать
себе грудь, словно у него закололо в легких.
Квецинский пожал плечами и сказал примирительным тоном:
- Чего ты дуешься? Чего ты кипятишься?.. Лучше ясно скажи, чего ты
хочешь?
- Я хочу, чтобы мы помогли парнишке получить образование.
- Стать врачом или юристом, - пробормотал Леськевич.
- Даже химиком по производству маргарина, мне все равно, - заявил
Лукашевский.
- Значит, он сперва должен окончить гимназию, - рассудил Квецинский. -
А если он слишком велик и его не примут?
- Тогда пойдет в обучение к скульптору.
- Скульпторы сами ходят босые.
- Ну, так отдадим его столяру, - решил Лукашевский, которого нисколько
не затрудняли внезапные переходы от университетских вершин к низинам
ремесла.
- Да... столяру... если речь о ремесле, то даже я могу подыскать ему
место, - отозвался Леськевич.
- Вот видишь, - сказал Лукашевский. - Только он должен где-то жить и
что-то есть.
- Жить он может у нас, - вмешался из своей комнаты Громадзкий.
- С голоду возле нас не сдохнет, - проворчал Квецинский.
- Ну, видите, видите... - говорил уже смягчившийся Лукаш. - Мне только
это и нужно было... В конце концов каждый из вас в состоянии его чему-нибудь
научить...
- Я буду ему преподавать немецкий, чистописание и рисование, - сказал
Громадзкий, не поднимая головы от стола.
- Я могу взять на себя географию и еще что-нибудь... - добавил
Квецинский.
- Ну, тогда я буду учить его арифметике, - мрачно сказал Леськевич. -
Только пусть старается, иначе я ему морду обдеру и люди подумают, будто ее
моль изъела.
- Отлично! - засмеялся Лукашевский. - Вот видите, какие вы славные
ребята... Валек!.. Валек, сукин сын (он иначе не понимает), вылезай из кухни
и поблагодари господ.
Из кухни вынырнул мальчик со встрепанными вихрами и в одежде, которую
правильнее было бы назвать грязно-серыми лохмотьями. Он плохо понимал, о чем
идет речь, но поскольку пан Лукашевский велел ему за что-то благодарить
панов, обошел всех по очереди и у каждого поцеловал руку. При этой церемонии
Квецинский расчувствовался, угрюмый Леськевич высунул руку для поцелуя на
самую середину комнаты, а Громадзкий так перепугался, что отбежал от столика
к противоположной стене и закричал Валеку:
- Оставь меня в покое!.. Ты ошалел?
- Ну и оборванный чертенок! - пробормотал Леськевич. - Не припомню,
чтобы я когда-нибудь видел такого оборванца.
- Дырявые локти... на куртке ни одной пуговицы... А штаны, тю, тю!.. Он
потеряет их здесь на лестнице, - говорил Квецинский, поворачивая мальчика во
все стороны.