"Болеслав Прус. Эмансипированные женщины" - читать интересную книгу автора

этого пансиона. Всякий раз, когда газеты сообщали о вступлении в брак девицы
из общества, богатой невесты, сделавшей прекрасную партию, можно было
поручиться, что, описывая добродетели новобрачной, ее подвенечный наряд, ее
красоту, озаренную счастьем, газеты упомянут о том, что избранница судьбы
окончила пансион пани Ляттер.
После такого упоминания в пансион пани Ляттер всякий раз поступало
несколько новых воспитанниц - приходящих или постоянно живущих при учебном
заведении.
Нет ничего удивительного, что и самое пани Ляттер, чей пансион приносил
столько счастья своим воспитанницам, тоже считали счастливой женщиной.
Говорили, что пани Ляттер начала дело со скромными средствами, но сейчас
наличный ее капитал составляет десятки тысяч рублей; неизвестно только,
помещен он в ипотеках или в банке. Глядя на бальные платья ее дочери Элены,
девятнадцатилетней красавицы, особенно же слушая толки о мотовстве ее сына
Казимежа, никто не сомневался, что пани Ляттер располагает солидными
средствами.
Впрочем, ни красавица с ее туалетами, ни молодой человек с его шиком
никого не смущали, - оба они не переступали известных границ. Панна Элена
ослепляла свет туалетами, но выезжала редко, а пан Казимеж собирался за
границу для завершения образования, и срывать цветы удовольствий в Варшаве
ему предстояло недолго. Он мог поэтому кое-что себе позволить.
Знакомые шептали, что пани Ляттер не зря поощряет шалости молодого
человека, который в обществе варшавской золотой молодежи лечился от
демократических мечтаний. Они удивлялись уму и такту матери, которая не
стала упрекать сына за то, что он набрался губительных теорий, и позволила
ему возродиться в светской жизни.
- Привыкнет молодой человек к обществу, к свежему белью и перестанет
носить длинные волосы и отпускать косматую бороду, - говорили знакомые.
Молодой человек очень скоро привык и к стрижке и к свежему белью, стал
даже законченным франтом, а тут, в середине октября, заговорили о том, что в
самом непродолжительном времени он уедет за границу изучать общественные
науки. Само собой разумеется, ехать за границу собирался не молодой Ляттер,
а молодой Норский. В первом браке пани Ляттер носила фамилию Норской, а
Казимеж и Элена были ее детьми от этого брака.
Второй муж, пан Ляттер... Впрочем, не стоит говорить о нем. Достаточно
сказать, что со времени основания пансиона пани Ляттер носила вдовий траур.
Несколько раз в год она ездила на Повонзки и возлагала цветы на могилу
первого муже; никто не спрашивал, где лежит ее второй муж: на Повонзках или
в другом месте.
Не удивительно, что пани Ляттер, сердце которой было дважды разбито
судьбой, стала холодна в обращении и сурова с виду.
Ей уже перевалило за сорок, но она все еще была хороша собой. Выше
среднего роста, нельзя сказать, что полна, но и не худа, в черных волосах
уже блестят серебряные нити, лицо смуглое, с выразительными чертами, и
чудные глаза. Знатоки утверждали, что этими глазами пани Ляттер могла бы
покорить сердце не одного богатого вдовца из числа тех, чьи дочери учились у
нее в пансионе. К несчастью, взгляд ее "черных очей" был не нежен, а скорее
пронзителен, что в сочетании с тонкими губами и внушительной осанкой
возбуждало равным образом у женщин и у мужчин прежде всего - уважение к их
обладательнице.