"Борис Пшеничный. И еще кто-то" - читать интересную книгу автора

новался, а уж тогда им хватит терпения выследить.
Карнаухов очнулся от острой боли в спине. Поерзав, он
сполз с острия камня, почувствовал облегчение. Видимо, он
недолго находился в беспамятстве: еще шуршала, струясь, ще-
бенка и не успела осесть пыль, поднятая камнепадом.
Андрей все помнил: как карабкался по сыпучему склону сая,
как угрожающе ухнули камни над головой и как он, стремясь
проскочить ожившую осыпь, нерасчетливо рванулся вперед, не
удержался, вместе с каменным потоком пополз вниз. Потом -
боль, боль. И сейчас боль.
Все-таки ему крупно повезло. Он успел проскочить стержень
осыпи, оступился уже на периферии. И тащило его не так уж
долго, иначе бы не искал, где и что болит. Ныла спина - не
страшно, ободран бок - заживет, кровило лицо - и это пустяк.
Что вот с ногой? Боли не чувствовал, но попытался подняться
- и снова завалился навзничь. Нога уходила под каменную глы-
бу. В общем-то с ногой тоже вроде бы ничего страшного, он
мог свободно шевелить пальцами и даже слегка повернул коле-
но, подтянул штанину. Еще бы чуточку приподнять камень...
Идиот, обругал он себя, договорились же по-одному не хо-
дить. Правило было железное: один в лагере, остальные в по-
ходе и только попарно. Но сейчас, ошалевшие от подвалившего
счастья, они бесшабашно ринулись в разные стороны, чтобы
расширить зону поиска.
Ничего, где наша не пропадала, что-нибудь придумаем... Он
подтянул свободную ногу, нашел локтем опору, напрягся - уда-
лось сесть. Глыба не такая уж неподъемная. Жаль, нет палки
для рычага, - разом спихнул бы.
Упираясь одной рукой в землю, Андрей дотянулся другой до
камня, толкнул от себя. Тот слегка качнулся и - ужас! -
осел... Спокойно, без паники... Итак, рыпаться бесполезно.
Еще одно движение, и нога будет раздавлена. Впрочем, рано
или поздно это произойдет - камень оседал от собственной тя-
жести.
Откинувшись на спину, Карнаухов отстранение, словно это
касалось не его, а кого-то другого, обдумывал ситуацию. С
каменным капканом все ясно, с ним он сам не сладит. Но и по-
мощи ждать не от кого. Хватятся его только вечером, ночью
искать не будут, бессмысленно, а до утра он вряд ли протя-
нет. Кричать, звать - это пожалуйста, сколько угодно, только
все равно никто не услышит: шум бесноватой речушки оглушал
все ущелье. Полная, выходит, безнадега.
И когда он все это продумал, просчитал, не найдя како-
го-либо просвета, Андреи и тогда не испытал страха. Привык-
ший к риску, а рисковал часто и по-глупому, без необходимос-
ти, он воспринимал случившееся с равнодушием фаталиста: что
ж, на этот раз не повезло, значит, так и надо. Одного боялся
- боли. Не той, что сейчас неприкаянной блуждала по телу,
словно раздумывая, где бы обосноваться, а нестерпимой боли,
пожирающей мозг, когда темнеет в глазах и перестаешь быть