"Борис Пшеничный. Уйти, чтобы вернуться" - читать интересную книгу автора

прошлого. Одного моего приятеля еще в детстве прозвали Бара-
баном, говорил без умолку. Так, представьте, к пятидесяти
годам он потерял голос, а прозвище осталось, так и умер Ба-
рабаном.
- Простите, Нью-Беверли - военный объект?
- О нет, нет. Так называется местечко, райский уголок.
Когда-то здесь было поместье, частное владение. Сейчас - фи-
лиал Национального биологического центра. Слышали о таком?
Учреждение сугубо научное и с оборонным ведомством никак не
связано. А вы имеете что-то против военных?
- В общем нет, но я служил, не так давно, и еще не прошла
оскомина.
- Понимаю, приказы, муштра... Между прочим, там, где вы
служили, о вас прекрасно отзываются. Аттестация отличная.
... с призывного пункта их повезли на вокзал, загнали в
вагоны и отправили куда-то в ночь. Новобранцы разбрелись по
купе, горланили, курили, отхлебывали из горлышка виски, пе-
редавая бутылки друг другу. Их вырвали из родной почвы и еще
не посадили в другую. Время для них остановилось, пространс-
тво утратило протяженность. Безликие, безымянные, разом ос-
вобожденные от каких-либо забот, они балдели от ощущения
собственной невесомости... Ему нужно было как-то заявить о
себе, за что-то зацепиться, чтобы его не унесло стадным вет-
ром. На ближайшей станции он выскочил на перрон, купил у
ночного парикмахера самый дешевый одеколон и вылил на себя -
весь флакон, до капли. Лежа потом на верхней полке и слушая
брань внизу ("Провонял весь, сволочь!"), он испытывал тихое
удовольствие: это от меня разит, это меня поносят. Теперь он
уже не боялся потеряться в этом зыбком мире...
Тот явно бравировал своей осведомленностью, в его птичьем
взгляде блеснуло масло самодовольства. Марио поежился. Не
очень-то приятно, когда кто-то знает всю твою подноготную, а
ты об этом человеке ровным счетом ничего, даже имя только
что услышал.
- И давно вы за мной шпионите? - спросил он.
- Не люблю этого слова, оно дурно пахнет. Мы изучали вас
около трех месяцев. Это не так много. Человек - чертовски
сложная штука.
- Что же вы узнали?
- Все, - скромно сказал полковник Филдинг. - Все, что нас
интересовало. Не сочтите за хвастовство: мне известно о вас
больше, чем вам о себе. Не верите?
В такое трудно поверить. Марио испытывал чувство, знако-
мое по нелепым снам - тебя застают голым, и ты не можешь ни
скрыться, ни прикрыться.
- Может, скажете, кто мои родители? - спросил легко, с
улыбкой, а внутренне сжался, напрягся. Вдруг тот и вправду
все знает.
Полковник смутился.
- Но и вы их не знаете, - не сразу сказал он. - Верь я в