"Николай Псурцев. Свидетель (повесть) (Искатель N 4 1987)" - читать интересную книгу автора

- Бросьте, какие намеки?! - Уваров с силой потер виски. - Просто
пытаюсь выяснить истину с вашей помощью. И все как об стену. - Он протянул
руку и взял фотографию Лео, повертел ее. - Спорыхин исчез. Уехал. Взял
отпуск и уехал. Куда - неизвестно. С Можейкиной тоже как-то странно
получается. Никого она не помнит, говорит, что встретили се на улице, а по
всему выходит, что у Митрошки она в квартире тоже бывала, видели ее
несколько раз в том дворе. Хотел, чтобы она посмотрела снимки, а муж, - он
махнул в сторону двери. - говорит, что она больна, не двигается, с трудом
узнает близких, какое уж тут опознание...
Он посмотрел на Вадима.
Данин стойко выдержал взгляд. Не отвернулся, И Уварову самому пришлось
отвести глаза. Я стал настоящим артистом, с тоской подумал Вадим, а вслух
сказал:
- Да, тяжело.
- Знаете выражение "врет как очевидец"? - после некоторой паузы
неожиданно мягким вдруг тоном заговорил Уваров. - И верно, очевидец
частенько врет, но не в силу того, что хочет запутать следствие, а просто во
время стрессовых ситуаций восприятие частенько деформируется. Вот и
случается, что при первом опросе человек говорит одно, а при повторном -
совершенно другое. Но, впрочем, к вам, я думаю, это не относится.
- Но ведь... - Данин оглянулся, словно проверил, не подслушивают ли их.
Или для того он голову повернул, чтобы Уваров не увидел выражение досады на
его лице? - они расписывались за дачу ложных показаний.
- Ну дела! - Уваров нехотя усмехнулся. - А вы, ко всему прочему, и
юридически неграмотны. Расписываются за дачу заведомо ложных показаний. Ну а
ежели свидетель что-то вспомнил новое или недоговоренное решил поведать, это
законом не возбраняется.
"А ведь с этого все и началось, - вяло и отрешенно подумал Вадим. - Но
теперь поздно, поздно..."
- Ну что ж, - Уваров встал. - Я вас больше не задерживаю.
Вадим тоже поднялся. Увидев протянутую руку, с трудом решился подать
свою. От крепкого, искреннего рукопожатия Уварова стало еще тоскливее. Он
подошел уже к двери и все медлил выйти, все никак не мог собраться с силами
открыть ее. На какое-то мгновение ему показалось, что обитая коричневым
дерматином дверь закачалась, завертелась перед глазами, он прикрыл веки и
схватился одной рукой за лоб.
- Вам плохо? - услышал за спиной встревоженный голос.
- Нет, нет, - и Вадим рванул дверь на себя.

Он ехал уже четвертый час. И все это время простоял в коридоре. В купе
идти не хотелось. Душно. Сумрачно. Да и попутчики попались суетливые и
горластые.
Все. К маме. В Москву. Уже полтора года, как отца перевели в союзное
министерство. А Данин так и не выбрался к ним. Там все будет по-другому. Там
он все забудет, как сон, как неотвязный и нескончаемый сон. А здесь плохо
было. Плохо. Профукал полжизни... Женился, разводился, гулял с кем попало...
Но ведь доволен был, и весел, и беззаботен... На работе неизвестно чем
занимался, и не лежала душа у него к этой работе. Ничего, перетерпим.
Главное - не капает, главное - забот нет. Ничего решать не надо: ни за себя,
ни за других. Порхаем, отдыхаем. А ведь думал, что по-настоящему трудится, и