"Лев Пучков. Тигр в камуфляже " - читать интересную книгу автора

заявил Ванечка, однозначно давая понять, что не намерен тратить силы на
предмет, к великому искусству никакого отношения не имеющий. - Найдете мне
про Ван Дейка что-нибудь - тогда поговорим. А пока - не мешайте творить.
Спустя некоторое время под большим нажимом отца Иван все же поступил в
военное училище и с тех пор живопись забросил. Служба съедала все время без
остатка, не было возможности даже семьей обзавестись, не то что с
мольбертом возиться. Отпуска в их среде было принято проводить сообща
где-нибудь в шумных публичных местах типа санаториев и домов отдыха,
непременно с разухабистой гульбою, обильными возлияниями, сопровождавшимися
добротными драками и активным совокуплением со всем подряд женопоголовьем,
которое годилось для этого и пребывало в радиусе поражения оборонительной
гранаты. Сами понимаете - ни о каких занятиях живописью в такой обстановке
говорить не приходилось.
Так вот и получилось, что впервые за последние полтора десятка лет
Ивану удалось заняться любимым делом именно сейчас, в плену у горских
бандитов без конкретной политико-социальной ориентации, в просторечии
именуемых "индейцами". Лет пять назад он уже сиживал у таких в заложниках,
но тогда они "индейцами" не обзывались, да и рисовать там было негде и не
на чем. А здесь - пожалуйста: хорошо беленная хибара из самана, куча
разнокалиберных угольев из-под шашлыков, систематически употребляемых
стражей, и плюс ко всему масса свободного времени, которое совершенно
некуда девать. Правда, живописью это можно назвать с большущей натяжкой -
скорее настенной росписью первобытного периода. Однако, как говорится, на
безрыбье и рак рыба. С утра до ночи Иван на разные лады изгалялся над
стенами хибары. Время летело быстро, часовые изыскам пленника не
препятствовали, скорее наоборот. Вот позавчера он по заказу "индейцев"
закончил портрет Президента на противоположной стене - те, обнаружив
внешнее сходство с оригиналом, чрезвычайно обрадовались и с удовольствием
метали в него ножи, пока на месте портрета не обнажилась свежая штукатурка.
И вот теперь они с нетерпением ждут, когда же будет готов Отец Народов.
Иван не особо торопится: пока что в хибаре вполне сносно можно ночевать, а
что сделают эти одурманенные ребятишки со стеной при наличии портрета -
черт его знает.
Патологическая "любовь" горцев к Великому Пахану - факт общедоступный,
а вот выдержит ли мягкий саман автоматные очереди - пока что неизвестно.
Так и не вспомнив, какой конфигурации были усы у Отца Народов, Иван
оставил бесплодные попытки и мрачно ухмыльнулся, отметив краем глаза, как
из-за угла хибары выскочил Антуан - один из его соратников по плену.
Поддерживая одной рукой тяжеленные кандалы, парень подсеменил к
живописцу и рухнул наземь рядом с ним, затравленно озираясь по сторонам. На
лице молодого француза можно было прочесть крайнюю степень смятения.
- Что... опять? - мрачно поинтересовался Иван, с вялым любопытством
прислушиваясь к приглушенным крикам, доносившимся из хибары.
Уловив вопросительную интонацию, Антуан нечленораздельно затараторил
по-французски, оживленно размахивая руками и корча отчаянные гримасы. - Да
заткнись ты, сам слышу, - раздраженно оборвал его Иван. Француз смолк и с
затаенной надеждой принялся поедать Иванов профиль скорбным взглядом, от
усердия приложив к бровям ладонь - чтобы ярящееся июньское светило не
мешало созерцать спасителя.
- Ну че уставился? - возмущался Иван. - Я ж тебе сказал русским