"Андрей Битов. о А.С.Пушкине - игроке" - читать интересную книгу автора

упускается из вида одна вещь: цензором у человека был император, царь; жена
была главной красавицей России; а он был самый гениальный человек, который
в России был рожден.
Соотношение этих масштабов есть некоторое нарушение; когда мы о нем
говорим, мы все время нарушаем. Мне очень нравится, в принципе, при
постоянном внимании к Пушкину, что он как бы разрушает, или не дает мне,
или я себе не позволяю вот эту попытку понять его. Возникает какая-то
восторженная тупость и недоумение, и разгадки я там не вижу. Я знаю
заведомо, что он меня обыграл хотя бы в этом усилии его разгадать. С этой
точки зрения он играл безукоризненно. Но он играл и на многих столах и во
многие игры. Когда ему приходилось выбирать судьбою, текстом, назначением,
предопределением, фатумом уже начинают подключаться и его суеверность, и
его игроцкие начала. Когда он играет он, допустим, проверяет суеверие,
когда суеверничает пробует игру. Это та же раздача какая-то: если надо не
вернуться за забытым носовым платком это сдача. Один из фактов, о котором я
писал, я настаиваю, что это имеет особый интерес, что единственный раз он
нарушает, допустим, свой навык, зарегистрированный прислугою,
постояннодействующий не возвращаться за забытым предметом, то он его,
получается, сознательно нарушает, когда возвращается за шинелью перед
дуэлью. Меня вообще все это интересовало в связи с дуэлью, но в дуэли, мне
кажется, максимально проявлен игрок. Была такая тенденция, что Пушкин все
сделал и пошел на... вид самоубийства что ли такой.
Она меня никогда не устраивала, потому что я постепенно стал видеть, что
даже Пушкин не все сделал и кое-что у него осталось в возможных и даже
очень гипотетических наметках. Но вот мне кажется, что он играл в другую
игру, что он, конечно, играл не в смертельный исход, но, как дворянин и как
человек абсолютной смелости, что было положено, кстати, по кодексу, он,
конечно, предполагал и такую большую неудачу, но допускал ее во вторую
очередь. У меня все время ощущение, что, конечно, там не должны были палить
в воздух и так легко это рассосаться не должно было, но у него была ставка
на какой-то невероятный скандал, который смещает и Дантеса, и его по обе
стороны карьеры, по обе стороны двора и, возможно, вот это гипотетическое
житие в деревне "с семьей et cetera", и мысли о Боге вот это было вполне
реальной программой, но для этого надо было, чтобы в это вмешалась судьба.
Он играет бесконечное число раз, выбирая, допустим, между женитьбой и
побегом за границу. Мы можем это видеть во всех критических кризисных
точках. Это игрок поступает. Игрок думает в 23-м году, сбежать ли ему за
границу или жениться, делает какие-то ходы с болезнью становой жилы,
которую надо непременно лечить за границей. Отпадает возможность лечиться
за границей, отпадает и возможность побега. То же самое с ним случалось и в
25-м году, и в 30-м, т.е. каждый раз, когда он накануне кризиса и
творческого взрыва идет система провокаций как устроить жизнь. Если
разбирать его абсолютно невозможное, непонятное достижение в первую
болдинскую осень, когда накануне женитьбы, задержанный холерой, он
умудряется все написать это тоже расчет с жизнью. Он снимает самый большой
банк с расчетом на то, что судьба меняется, что это ставка внутри как бы
предыдущей игры. Он делает это с удивительным постоянством, это всегда
можно разглядеть.
Если вы посмотрите его "иностранные" "Маленькие трагедии", почему-то все
на заимствованные сюжеты, и параллельно написанные "Повести Белкина"