"Александр Сергеевич Пушкин. Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года" - читать интересную книгу автора

их изрубить своими детскими шашками. Недавно поймали мирного черкеса,
выстрелившего в солдата. Он оправдывался тем, что ружье его слишком долго
было заряжено. Что делать с таковым народом? Должно, однако ж, надеяться,
что приобретение восточного края Черного моря, отрезав черкесов от торговли
с Турцией, принудит их с нами сблизиться. Влияние роскоши может
благоприятствовать их укрощению: самовар был бы важным нововведением. Есть
средство более сильное, более нравственное, более сообразное с просвещением
нашего века: проповедание Евангелия. Черкесы очень недавно приняли
магометанскую веру. Они были увлечены деятельным фанатизмом апостолов
Корана, между коими отличался Мансур, человек необыкновенный, долго
возмущавший Кавказ противу русского владычества, наконец схваченный нами и
умерший в Соловецком монастыре. Кавказ ожидает христианских миссионеров. Но
легче для нашей лености в замену слова живого выливать мертвые буквы и
посылать немые книги людям, не знающим грамоты.
Мы достигли Владикавказа, прежнего Капкая, преддверия гор. Он окружен
осетинскими аулами. Я посетил один из них и попал на похороны. Около сакли
толпился народ. На дворе стояла арба, запряженная двумя волами. Родственники
и друзья умершего съезжались со всех сторон и с громким плачем шли в саклю,
ударяя себя кулаками в лоб. Женщины стояли смирно. Мертвеца вынесли на
бурке...

...like a warrior taking his rest
With his martial cloak around him;[10]

положили его на арбу. Один из гостей взял ружье покойника, сдул с полки
порох и положил его подле тела. Волы тронулись. Гости поехали следом. Тело
должно было быть похоронено в горах, верстах в тридцати от аула. К
сожалению, никто не мог объяснить мне сих обрядов.
Осетинцы самое бедное племя из народов, обитающих на Кавказе; женщины
их прекрасны и, как слышно, очень благосклонны к путешественникам. У ворот
крепости встретил я жену и дочь заключенного осетинца. Они несли ему обед.
Обе казались спокойны и смелы; однако ж при моем приближении обе потупили
голову и закрылись своими изодранными чадрами. В крепости видел я черкесских
аманатов, резвых и красивых мальчиков. Они поминутно проказят и бегают из
крепости. Их держат в жалком положении. Они ходят в лохмотьях, полунагие и в
отвратительной нечистоте. На иных видел я деревянные колодки. Вероятно, что
аманаты, выпущенные на волю, не жалеют о своем пребывании во Владикавказе.
Пушка оставила нас. Мы отправились с пехотой и казаками. Кавказ нас
принял в свое святилище. Мы услышали глухой шум и увидели Терек,
разливающийся по разным направлениям. Мы поехали по его левому берегу.
Шумные волны его приводят в движение колеса низеньких осетинских мельниц,
похожих на собачьи конуры. Чем далее углублялись мы в горы, тем уже
становилось ущелие. Стесненный Терек с ревом бросает свои мутные волны чрез
утесы, преграждающие ему путь. Ущелие извивается вдоль его течения. Каменные
подошвы гор обточены его волнами. Я шел пешком и поминутно останавливался,
пораженный мрачною прелестию природы. Погода была пасмурная; облака тяжело
тянулись около черных вершин. Граф Пушкин и Шернваль[11], смотря на Терек,
воспоминали Иматру и отдавали преимущество реке на Севере гремящей[12]. Но я
ни с чем не мог сравнить мне предстоявшего зрелища.
Не доходя до Ларса, я отстал от конвоя, засмотревшись на огромные