"А.С.Пушкин. Арап Петра Великого (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

свои арапские белки? или вс это кажется тебе странным; разве ты не знаешь,
что долгая печаль не в природе человеческой, особенно женской; подумай об
этом хорошенько, а я пойду, отдохну с дороги; не забудь же за мною
заехать".
Какие чувства наполнили душу Ибрагима? ревность? бешенство? отчаянье?
нет; но глубокое, стесненное уныние. Он повторял себе: это я предвидел, это
должно было случиться. Потом открыл письмо графини, перечел его снова,
повесил голову и горько заплакал. Он плакал долго. Слезы облегчили его
сердце. Посмотрев на часы, увидел он, что время ехать. Ибрагим был бы очень
рад избавиться, но ассамблея была дело должностное, и государь строго
требовал присутствия своих приближенных. Он оделся и поехал за Корсаковым.
Корсаков сидел в шлафорке, читая французскую книгу. "Так рано" - сказал
он Ибрагиму, увидя его. "Помилуй" - отвечал тот, "уж половина шестого; мы
опоздаем; скорей одевайся и поедем". Корсаков засуетился, стал звонить изо
всей мочи; люди сбежались; он стал поспешно одеваться. Француз камердинер
подал ему башмаки с красными каблуками, голубые бархатные штаны, розовый
кафтан, шитый блестками; в передней наскоро пудрили парик, его принесли.
Корсаков всунул в него стриженую головку, потребовал шпагу и перчатки, раз
10 перевернулся перед зеркалом и объявил Ибрагиму, что он готов. Гайдуки
подали им медвежие шубы, и они поехали в зимний дворец.
Корсаков осыпал Ибрагима вопросами, кто в Петербурге первая красавица?
кто славится первым танцовщиком? какой танец нынче в моде? Ибрагим весьма
неохотно удовлетворял его любопытству. Между тем они подъехали ко дворцу.
Множество длинных саней, старых колымаг и раззолоченных карет стояло уже на
лугу. У крыльца толпились кучера в ливрее и в усах, скороходы, блистающие
мишурою, в перьях и с булавами, гусары, пажи, неуклюжие гайдуки,
навьюченные шубами и муфтами своих господ: свита необходимая, по понятиям
бояр тогдашнего времени. При виде Ибрагима поднялся между ними общий шопот:
арап, арап, царской арап! Он поскорее провел Корсакова сквозь эту пеструю
челядь. Придворный лакей отворил им двери настичь, и они вошли в залу.
Корсаков остолбенел... В большой комнате, освещенной сальными свечами,
которые тускло горели в облаках табачного дыму, вельможи с голубыми лентами
через плечо, посланники, иностранные купцы, офицеры гвардии в зеленых
мундирах, корабельные мастера в куртках и полосатых панталонах, толпою
двигались взад и вперед при беспрерывном звуке духовой музыки. Дамы сидели
около стен; молодые блистали всею роскошию моды. Золото и серебро блистало
на их робах; из пышных фижм возвышалась, как стебель, их узкая талия;
алмазы блистали в ушах, в длинных локонах и около шеи. Они весело
повертывались на право и на лево, ожидая кавалеров и начала танцев. Барыни
пожилые старались хитро сочетать новый образ одежды с гонимою стариною:
чепцы сбивались на соболью шапочку царицы Натальи Кириловны, а робронды и
мантильи как-то напоминали сарафан и душегрейку. Казалось, они более с
удивлением, чем с удовольствием присутствовали на сих нововведенных
игрищах, и с досадою косились на жен и дочерей голландских шкиперов,
которые в канифасных юбках, и в красных кофточках вязали свой чулок, между
собою смеясь и разговаривая как будто дома. Корсаков не мог опомниться.
Заметя новых гостей, слуга подошел к ним с пивом и стаканами на подносе.
"Que diable est-ce que tout cela?" - спрашивал Корсаков вполголоса у Ибра
гима. Ибрагим не мог не улыбнуться. Императрица и великие княжны, блистая
красотою и нарядами, прохаживались между рядами гостей, приветливо с ними