"А.С. Пушкин. Переписка с 1915 по 1925 г.г. (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма. Морем приехали мы в Керчь.
Здесь увижу я развалины Митридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапеи, думал я - на
ближней горе посереди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных - заметил
несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни - не
знаю. За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти
сравнившийся с землею - вот вс , что осталось от города Пантикапеи. Нет сомнения, что
много драгоценного скрывается под землею, насыпанной веками; какой-то француз прислан
из Петербурга для разысканий - но ему недостает ни денег, ни сведений, как у нас
обыкновенно водится. Из Керча приехали мы в Кефу, остановились у Броневского, человека
почтенного по непорочной службе и по бедности. Теперь он под судом - и, подобно Старику
Виргилия, разводит сад на берегу моря, не далеко от города. Виноград и миндаль составляют
его доход. Он не (18) умный человек, но имеет большие сведения об Крыме, стороне важной
и запущеной. Отсюда морем отправились мы мимо полуденных берегов Тавриды, в Юрзуф,
где находилось семейство Раевского. Ночью на корабле написал я Элегию, которую тебе
присылаю; отошли ее Гречу без подписи. Корабль плыл перед (19) горами, покрытыми
тополами, виноградом, лаврами
и. кипарисами; везде мелькали татарские селения; он остановился в виду Юрзуфа. Там
прожил я три недели. Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посереди
семейства почтенного Раевского. Я не видел в нем героя, славу русского войска, я в нем
любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душою; снисходительного,
попечительного друга, всегда милого, ласкового хозяина. Свидетель Екатерининского века,
памятник 12 года; человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он
невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие
качества. Старший сын его будет более нежели известен. Все его дочери - прелесть, старшая
- женщина необыкновенная. Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу
милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался -
счастливое, полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение -
горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда [есть] увидеть опять полуденный берег и
семейство Раевского. Будешь ли ты со мной? скоро ли соединимся? Теперь я один в
пустынной для меня Молдавии. По крайней мере пиши ко мне - благодарю тебя за стихи;
более благодарил бы тебя за прозу. Ради бога, почитай поэзию - доброй, умной старушкою, к
которой можно иногда зайти, чтоб забыть на минуту сплетни, газеты и хлопоты жизни,
повеселиться ее милым (20) болтаньем и сказками; но [не] влюбиться в нее - безрассудно.
Михайло Орлов с восторгом повторяет ----------- русским безвестную!... я также. Прости, мой
друг! Обнимаю тебя. Уведомь меня об наших. Вс ли еще они в деревне. Мне деньги нужны,
нужны! Прости. Обними же за меня Кюхе<ль>б<екера> (21) и Дельв.<ига>. Видишь ли ты
иногда молодого Молчанова? Пиши мне обо всей братьи.
Пушкин.


17. Арзамасцам.
20-е числа сентября 1820 г. (?) Кишинев.
(Черновое)

В лето 5 от Липецкого потопа - - [м<ы>, превосходительный Рейн и] жалобный сверчок,
на лужице города Кишенева, именуемой Быком, сидели и плакали, воспоминая тебя, о
Арзамас, ибо благородные [гуси] величественно барахтались пред на<шими> глазами в
мутных водах упомянутой. Живо представились им ваши отсутствующие
превосходительства, и в полноте сердца своего положили они уведомить о себе членов
православного братства, украшающ<его> берега Мойки и Фонтанки -