"Александр Сергеевич Пушкин. Критика и публицистика" - читать интересную книгу автора

просидел 20 лет на одном месте, - согласен: но как могли юноши обогнать его,
если он ни за чем и не гнался? Г-н Каченовский ошибочно судил о музыке
Верстовского: но разве он музыкант? Г-н Каченовский перевел "Терезу и
Фальдони": что за беда?
Доселе казалось нам, что г. Полевой не прав, ибо обнаруживается
какое-то пристрастие в замечаниях, которые с первого взгляда являются
довольно основательными. Мы ожидали от г. Каченовского возражений
неоспоримых или благородного молчания, каковым некоторые известные писатели
всегда ответствовали на неприличные и пристрастные выходки некоторых
журналистов. Но сколь изумились мы, прочитав в 24 Э "Вестника Европы"
следующее примечание редактора к статье своего почтенного сотрудника, г.
Надоумки (одного из великих писателей, приносящих истинную честь и своему
веку и журналу, в коем они участвуют).
"Здесь приличным считаю объявить, что препираться с Бенигною я не имею
охоты, отказавшись навсегда от бесплодной полемики, а теперь не имею на то и
права, предприняв другие меры к охранению своей личности от игривого
произвола сего Бенигны и всех прочих. Я даже не читал бы статьи
Телеграфической, если б не был увлечен следствиями неблагонамеренности,
прикосновенными к чести службы и к достоинству места, при котором имею
счастие продолжать оную. Рдр.".
Сие загадочное примечание привело нас в большое беспокойство. Какие
меры к охранению своей личности от игривого произвола г. Бенигны предпринял
почтенный редактор? что значит игривый произвол г. Бенигны? что такое: был
увлечен следствиями неблагонамеренности, прикосновенными к чести службы и
достоинству места? (Впрочем, смысл последней фразы доныне остается темен как
в логическом, так и в грамматическом отношении.)
Многочисленные почитатели "Вестника Европы" затрепетали, прочитав сии
мрачные, грозные, беспорядочные строки. Не смели вообразить, на что могло
решиться рыцарское негодование Мiхаила Трофiмовича. К счастию, скоро все
объяснилось.
Оскорбленный как издатель "Вестника Европы", г. Каченовский решился
требовать защиты законов как ординарный профессор, статский советник и
кавалер и явился в цензурный комитет с жалобою на цензора, пропустившего
статью г-на Полевого.
Успокоясь насчет ужасного смысла вышепомянутого примечания, мы сожалели
о бесполезном действии почтенного редактора. Все предвидели последствия
оного. В статье г. Полевого личная честь г. Каченовского не была оскорблена.
Говоря с неуважением о его занятиях литературных, издатель "Московского
телеграфа" не упомянул ни о его службе, ни о тайнах домашней жизни, ни о
качествах его души.
Новое лицо выступило на сцену: цензор С.Н. Глинка явился ответчиком.
Пылкость и неустрашимость его духа обнаружились в его речах, письмах и
деловых записках. Он увлек сердца красноречием сердца и, вопреки чувству
уважения и преданности, глубоко питаемому нами к почтенному профессору, мы
желали победы храброму его противнику; ибо польза просвещения и словесности
требует степени свободы, которая нам дарована мудрым и благодетельным
Уставом. В.В. Измайлов, которому отечественная словесность уже многим
обязана, снискал себе, новое право на общую благодарность свободным
изъяснением мнения столь же умеренного, как и справедливого.
Между тем ожесточенный издатель "Московского телеграфа" напечатал