"Вольфганг Ганс Путлиц. По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата) " - читать интересную книгу автора

Лондоне не считался настоящим немецким домом, поэтому круг его знакомств в
то время был гораздо шире, чем даже у немецкого посла. Последний, несмотря
на то, что после конца войны прошло уже пять лет, все еще находился под
определенным бойкотом, который распространялся на все немецкое.
Менее результативными были приветы, которые переслала со мной из
Гамбурга фрау Вехтер своим английским знакомым по периоду, предшествовавшему
1914 году. У большинства знакомых фрау Вехтер еще у дверей слуга или
горничная заявляли мне: "Я полагаю, что госпожа вряд ли будет в состоянии
принять немца". Характерно, что к числу этих людей относилась также леди
Ридсдэл, дочь которой уже через каких-нибудь десять лет вышла замуж за
руководителя английских фашистов Освальда Мосли. Другая ее дочь - Юнити
Митфорд - на протяжении многих лет была ревностной поклонницей Адольфа
Гитлера. Однако в те времена, в 1924 году, для немца было почти невозможно
попасть в так называемое высшее общество - ко всем этим Лондондерри и
Чемберленам, впоследствии друзьям Риббентропа.
Дружественную серьезную поддержку оказало мне с первых же дней немецкое
посольство, расположенное на Карлтон-хаус-террас. Посол Штамер и его жена
были старыми друзьями фрау Вехтер. Они были родом из Гамбурга, и их огромный
дом, стоявший на углу Клопшток-штрассе, рядом с Ломбардсбрюке, играл в
некотором роде роль входа в замкнутый квартал Фонтене, в котором я жил.
Советник посольства граф Альбрехт Берншторф был родом из Шлезвиг-Гольштейна;
его брат был моим однополчанином. Берншторф дал мне разумный совет не
задерживаться долго в Лондоне с его столичной суматохой, а немедленно
направиться в Оксфорд, где мне будет гораздо легче установить контакт с
англичанами моего возраста. Так как в Оксфорде в то время, кроме двух
студентов из Кельна, учившихся в колледже английских профсоюзов, который был
расположен несколько в стороне, не было ни одного немца, Берншторф, давая
мне этот совет, преследовал и другую цель: он хотел использовать меня в
качестве своего рода пропагандиста в пользу Германии. В один из хороших
весенних дней он сам отвез меня в Оксфорд на своей автомашине. [54]
Через Берншторфа я познакомился с молодым французом, который учился в
колледже Бэлиоль. Его звали Мишель Леруа-Буалье. В настоящее время, в 1955
году, он занимает пост французского посланника где-то в Южной Америке.
Мишель был рад познакомиться с первым в своей жизни немцем. Он немедленно
взял меня под свое покровительство, что помогло мне освоиться с обстановкой.
Установить контакт с англичанами вначале было значительно сложнее. Мне
трудно было с ними объясняться не только потому, что я говорил на
исковерканном английском языке. В головах у большинства из них все еще
господствовали самые дикие предубеждения против всего немецкого. На первых
порах они часто относились ко мне, как к хищному зверю из зоологического
сада, который только притворяется человеком. Некоторые с любопытством
спрашивали меня, не прячу ли я под волосами немецкую - военную каску,
приросшую к моей голове, не предпочитаю ли в качестве еды жареные детские
окорока. Мало-помалу сенсационное любопытство улеглось, и у меня появилось
много хороших друзей. Очень скоро я чувствовал себя как дома во всех лучших
колледжах. Мои познания в английском быстро совершенствовались, так как, за
исключением обоих кельнских студентов, здесь не было никого, с кем я мог бы
говорить на родном языке.
Еще никогда я не жил так по-райски, как в этот оксфордский период. Все
отвратительное, существовавшее в мире, полностью отошло на второй план. О