"Радко Пытлик. Гашек (Жизнь замечательных людей - 621) " - читать интересную книгу автора

Такого же рода опыты были и в советской литературе и кино в период Великой
Отечественной войны. Надо сказать, что в мировом искусстве не так уж много
образов, имеющих подобное "бытование", подобную судьбу. Не случайно Швейк
часто упоминается рядом с Санчо Пансой, Тилем Уленшпигелем и другими
всемирно известными образами.
В традиционной новогодней передаче Московского телевидения, известной
под названием "Голубой огонек", в этом году принимали участие два актера,
загримированные под Швейка и Насреддина из Бухары. Герои чешского писателя и
восточного фольклора (оба хорошо знакомые зрителям) вели шутливую беседу
между собой. И невольно напрашивалось сравнение. Ведь Ходжа Насреддин - плод
коллективного фольклорного творчества. Образ этого мудреца-острослова и
находчивого комика на протяжении длительного времени создавался в народной
среде. Накапливались, отбирались и оттачивались комические сюжеты и истории.
Не одно поколение принимало участие в создании этого образа, гак же как,
скажем, и в создании образа Тиля Уленшпигеля. Гашек аналогичную работу
выполнил один, написав к тому же свой роман всего за два года. И при этом
писал он сразу набело, почти без правки. Сохранилось свидетельство о том,
как проходила работа над начальными страницами романа. Гашек писал их в
присутствии своего друга Ф. Сауэра. Работа продвигалась так быстро, что
порой у автора "уставала рука", и тогда за перо брался Сауэр, а Гашек
диктовал.
В чем же секрет этого удивительного феномена?
По складу характера и образу жизни Гашек, казалось бы, мало походил на
писателя. При слове "писатель" у нас невольно возникает представление о
кропотливой повседневной работе за письменным столом в тиши кабинета, о
напряженных и порой мучительных поисках выразительного слова и образа, о
бесконечной правке и переписывании рукописей и т. д. С Гашеком все это
как-то мало вяжется. Писал он легко и быстро, словно шутя, и как будто не
особенно утруждая себя. Своего рабочего кабинета, да и письменного стола,
как и квартиры, на протяжении большей части жизни он вообще не имел. Он мог
писать в любой обстановке - на квартире у приятеля, в шумной редакционной
комнате, в трамвае, в переполненном кафе. Создается впечатление, что он
никогда не терзался муками слова и даже, пожалуй, иронически относился к
этому понятию. Он способен был поспорить в кафе на пари, что в очередную
фразу наполовину написанного рассказа вставит любое имя, которое предложат
его собеседники, и при этом не нарушит логики и последовательности
повествования.
Гашек словно насмехался над самой серьезностью литературного
творчества. Даже в самом начале своего писательского пути он был удивительно
равнодушен к спорам своих литературных коллег о проблемах литературы, о
современных художественных формах, которые все тогда искали, о секретах
искусства писателя и т. д. Он явно предпочитал этим спорам путешествия в
нецивилизованные края Словакии и общение с пастухами и цыганами.
Означало все это облегченное отношение к литературному творчеству?
Были случаи, когда Гашек действительно превращал в шутку свои
литературные занятия. Известно также, что часть своих рассказов он писал для
заработка и действительно не придавал им особого значения. Но если бы к
этому все и сводилось, то мировая литература, вероятно, не обогатилась бы
таким произведением, как роман о Швейке. Определяющим было другое.
Дело в том, что главным в писательском труде была для Гашека не работа