"Марио Пьюзо. Арена мрака " - читать интересную книгу автора

могу это сделать по телефону?
- Как хочешь, - ответил Моска, - но мне надо уйти около девяти.
- Тогда я зайду чуть раньше, - сказала она. - Не волнуйся. Я только
попрощаться. - И он знал, что она не солгала, что ей уже на него наплевать,
что он уже не тот, кого она когда-то любила, и что она действительно хочет
попрощаться в знак старой дружбы, а вернее сказать, просто из любопытства.
Когда мать вернулась, он уже все решил.
- Мама, - сказал он, - я уезжаю немедленно.
Звонила Глория. Она хочет зайти вечером, а я не желаю ее видеть.
- Как немедленно? Вот прямо сейчас?
- Да, - отрезал Моска.
- Но разве ты не проведешь последнюю ночь дома? - спросила она. -
Скоро вернется Альф, Ты же можешь хотя бы своего брата дождаться, чтобы
попрощаться с ним.
- Счастливо, мама, - сказал он и поцеловал ее в щеку.
- Погоди, - сказала мать, - ты забыл свою спортивную сумку. - И как
она всегда делала, когда он уходил играть в баскетбол, и как в тот раз,
когда он отправлялся на фронт, взяла небольшую голубую сумку и стала класть
туда вещи, которые могли ему понадобиться в дороге. Но только сейчас вместо
сатиновых трусов, кожаных наколенников и кед она положила бритвенный
прибор, свежую смену белья, полотенце и мыло.
Потом взяла кусочек бечевки из ящика комода и привязала сумку к ручке
чемодана.
- Ну, - вздохнула она, - уж и не знаю, что люди скажут. Наверно,
подумают, что я во всем виновата, что тебе со мной было плохо. По крайней
мере, после того как ты обошелся с Глорией, ты мог бы остаться сегодня,
увидеться с ней, попрощаться по-человечески, чтобы она не обижалась.
- Мы живем в жестоком мире, мама, - сказал Моска. Он еще раз поцеловал
ее, но, прежде чем он ушел, она еще ненадолго задержала его:
- Ты возвращаешься в Германию к той девушке?
И Моска понял, что, скажи он "да", тщеславие матери будет
удовлетворено и она поймет, что он уезжает не по ее вине. Но он не мог
лгать.
- Да нет же, - ответил он. - У нее уж, наверное, появился другой
солдатик. - И, произнеся эти слова громко и искренне, он удивился тому,
насколько фальшиво они прозвучали, словно эта правда была ложью, которую он
придумал, чтобы побольнее уколоть мать.
Она поцеловала его и проводила до двери. На улице он обернулся,
посмотрел вверх и увидел стоящую у закрытого окна мать с белым носовым
платком в кулаке. Он поставил чемоданы на асфальт и помахал ей. Но ее уже
не было. Опасаясь, как бы она не спустилась и не закатила сцену прямо на
улице, он подхватил чемоданы и быстро зашагал к авеню, где можно было
поймать такси.
А мать сидела на софе и плакала. По ее щекам текли слезы стыда, горя и
унижения. Но в глубине души она понимала, что, если бы ее сын погиб на
каком-нибудь дальнем берегу и был похоронен в чужой стране, в могиле рядом
с тысячами безымянных трупов, а над ним стоял бы простой белый крест, ее
горе было бы куда горше. Но тогда она не испытывала бы стыда и со временем
смогла бы хоть как-то смириться с этой потерей и не утратила бы гордости.
И не было бы этой щемящей печали, этого осознания того, что он