"Джулия Куинн. Мистер Кэвендиш, я полагаю.. ("Два герцога" #2) " - читать интересную книгу автора

двумя носами. Не состоящие в браке герцоги редко встречаются на земле, к
тому же хорошо известно, что Уиндхемам принадлежит достаточно земли и денег,
чтобы соперничать с большинством европейских княжеств.
Однако спина его милости не была сгорблена, а его нос (к счастью,
единственный), был прямым и аристократичным, вернее впечатляющим в
соотношении с остальной частью лица. Его волосы были темными и густыми,
глаза приковывали своей синевой, и если он и скрывал что-то от посторонних
глаз, то зубы у него имелись в полном комплекте. Честно говоря, при
подробном описании его внешности нельзя было подобрать другого слова кроме
слова "красивый".
Но хотя Амелия и была слегка затронута его очарованием, ослеплена им
она не была. И, несмотря на их помолвку, Амелия считала себя самым
объективным его судьей. А все потому, что была в состоянии ясно
сформулировать его недостатки, и при случае развлекала себя, кратко их
записывая и перерабатывая, будьте уверены, каждые несколько месяцев.
Это казалось только справедливым. И, несмотря на неприятности, которые
бы она имела, если бы кто-нибудь наткнулся на ее записи, это стоило того,
чтобы быть au courant (осведомленным - фр.) настолько, насколько возможно.
Амелия во всем ценила точность. Она считала, что это ее печально
недооцененное достоинство.
Но проблема с ее fiancГ(C) (в данном случае - жених - фр.), и, как она
предполагала, большинства человечества заключалась в том, что его было очень
трудно квалифицировать. Как, например, объяснить, что вокруг него витала
неподдающаяся анализу аура, словно в нем было что-то ... большее, чем в
остальной части общества. Совершенно не предполагалось, что герцоги должны
так хорошо выглядеть. Им предназначено быть худыми и жилистыми, или, в
противном случае, толстыми, их голоса должны быть неприятными, а интеллект
низким и, вот... как то раз она заметила руки Уиндхема. Обычно, когда они
встречались, он носил перчатки, но однажды, она не могла вспомнить почему,
он их снял, и его руки просто загипнотизировали ее.
Его руки, ради всего святого!
Это было ненормально, и это было нереально, но в то время, пока она
стояла перед ним молча и, вероятно, разинув рот, она не могла не думать, чем
занимались эти руки. Чинили забор. Работали лопатой.
Если бы он родился пятью столетиями ранее, то он, конечно, был бы
свирепым рыцарем, размахивающим мечом на поле битвы (во время, свободное от
нежных объятий на закате своей благородной леди).
И конечно она знала, что, возможно, провела чуть больше времени,
обдумывая лучшие стороны характера своего жениха, чем он ее.
Но и в этом случае, когда было сказано и сделано все возможное, она
знала о нем не так уж много. Титулованный, богатый, красивый - не сказать,
что исчерпывающие знания. Поэтому она не думала, что желание узнать о нем
что-то еще было для нее чем-то неблагоразумным. А вот то, что она
действительно хотела, хотя и не могла точно объяснить почему, это чтобы он
что-нибудь узнал о ней.
Точнее захотел узнать о ней хоть что-нибудь.
Стал наводить справки.
Задавать вопросы.
И слушать ответы, вместо того, чтобы молча кивать, наблюдая за кем-то
другим в глубине зала.