"Анатолий Радов. Достоевский FM (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

Анатолий Анатольевич Радов

Достоевский FM [сборник рассказов]

Восьмое чудо света

Детство, детство, детство... Далеко и невозвратно ушедшее с маленькой
котомочкой счастья на плече, хранящееся в виде расплывчатых воспоминаний
где-то в глубинах сознания, навсегда утерянное. Но иногда, когда жизнь
кажется серой и невыносимой, его картинки вдруг ярко всплывают из глубин,
наверное, чтобы просто помочь, наверное, чтобы напомнить, что не все и не
всегда было так уж серо и мерзко...

И вот, я вспоминаю небольшое село в десяти километрах от города, чистый
воздух и высокое небо над ним. Вспоминаю жаркое лето детства, которое мне
именно так и представляется теперь, как что-то целое, что-то одно и уже
навсегда неделимое. Вспоминаю своих друзей - Серегу-армяна, Леху Леощенко,
Кольку-баптиста, которого мы так прозвали за то, что его родители были
"сектантами-баптистами". Никак по-другому мы тогда и не могли понимать все
эти религии и учения, то ли в силу возраста, нам всем было не больше восьми,
то ли в силу того, что на дворе как раз стояло душное лето социализма.

Вспоминаю и свою бабушку, давно уже умершую, но иногда еще, хотя все
реже и реже, приходящую ко мне во снах, чтобы беззлобно пожурить, а потом
улыбнуться и сказать - Внучек, а нут-ка иди кушать скорей. С утра ведь
ничего не кушал.

Мы все тогда так редко ели, проводя все время черти где, в поисках
приключений и новых "стран", с утра и до глубокого вечера, пока наконец
уставшие не возращались домой, сдирая со штанишек репейник, а сердобольные
бабушки брались смазывать наши раны вонючей зеленкой. И вот я уже не помню,
рассказывали ли мы им, усердно дуя на смазанные ссадины о том, что видели,
что выдумывали, где были? Прости, милая, бедная моя бабушка, я и вправду не
помню этого.

И еще за многое прости меня. Прости за то, что так часто ослушивался
тебя, за то, что всегда забывал покормить утром цыплят, хотя и обещал,
прости за то, что украл железный рубль из твоего всегда тощего, потертого
кошелька. И больше всего прости за то, что тогда не подбежал к тебе и не
помог подняться. Ты подскользнулась на замерзшей лужице, и наверное, очень
больно упала, а я стоял словно вкопанный и даже не протянул тебе руки. Я
тогда испугался, бабушка. Очень сильно испугался. Или может быть сердца
детей более жестоки, чем у тех, кто уже успел пройти по этой жизни?

Иногда мне становится до боли непонятно, почему самая лучшая, самая
светлая и теплая часть нашего короткого бытия стирается, тускнеет под
пластами отработанных, сиюминутных мыслей, почему остаются только крохи,
маленькие кусочки мозаики, а вся картина становится неразличимой? Конечно,
время ничего не щадит, я это уже очень хорошо понимаю. Оно разрушило
Александрийский маяк, оно медленно превращает в пыль великие пирамиды, оно