"Константин М.Радов. Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные " - читать интересную книгу автора

жилище.
Перед тем мы долго петляли узкими и кривыми переулками где-то
поблизости от корабельной верфи, и я почувствовал себя обманутым, когда
профессор постучал в дверь ничем не примечательного и довольно облезлого
дома - в моем представлении, столь выдающийся ученый муж должен был
квартировать если не на площади Сан-Марко, то в ближайшем соседстве от нее.
Впустившая нас уродливая и рябая служанка, приходившая каждый день из
бедняцкого квартала, чтобы мыть полы, стирать и готовить, еще усугубила
мрачное впечатление, равно как и ветхая разнокалиберная мебель в первой,
проходной комнате, служившей одновременно прихожей, гостиной и столовой. Но
как только синьор Витторио собственным ключом открыл другую, большую
комнату, куда не было доступа прислуге - я застыл на пороге с разинутым
ртом. Профессор, довольный, любезно пригласил меня проходить дальше (видимо,
я вел себя так, как следовало), и я вошел, озираясь на все стороны, как
герой восточной сказки в пещере с драгоценностями. Повсюду меня окружали
самые величайшие, самые истинные сокровища на свете - сокровища человеческой
мудрости, плоды тысячелетней работы величайших умов, и я испытал верную
надежду в скором будущем их причаститься, если, конечно, окажусь достоин.
Напомню, что чтение книг к этому времени стало для меня такой же непобедимой
привычкой, как винопитие для пьяницы.
Я занял в доме профессора положение столь же неопределенное, как
назначение проходной комнаты, соединив обязанности секретаря, слуги и
ученика. Если бы тетушка могла вообразить все многообразие ожидающих ее
племянника занятий, она, пожалуй, не постеснялась бы спросить за мои труды
целую лиру в день. Но я воспринимал то, что мне приходилось делать, не как
скучную обязанность, исполняемую за плату, а как захватывающе интересную
игру. Помимо чтения (ясным днем профессор еще мог различить мелкий шрифт, но
вечером, при свечах, даже очки плохо помогали, и требовалась помощь моих
молодых глаз) и выполнения разных мелких поручений, скоро я стал принимать
участие в химических опытах и чрезвычайно увлекся пиротехникой. Впрочем,
покажите мне мальчишку, который не увлекся бы, имея дело с настоящим
порохом, да еще во время великой войны, когда вся молодежь бредила
сражениями! Сначала мне поручались только достаточно простые работы, как
растирание в ступке различных субстанций, когда же синьор Витторио убедился
в моем старании и аккуратности, сложность заданий стала постепенно
повышаться. Лучшей наградой для меня было позволение самостоятельно
смастерить какую-нибудь пороховую ракету для будущего фейерверка, либо
почитать что-то из книг по собственному выбору. Эти поощрения очень непросто
было заслужить, потому что профессор всерьез взялся за мое образование.
Во-первых, он хотел, чтобы я вел для него записи под диктовку, однако нашел
мой почерк совершенно неудовлетворительным. Мне были даны упражнения в
каллиграфии, которые, вкупе с ревностным стремлением исправиться, принесли
неожиданно быстрый результат. Следующей и более долговременной заботой стала
арифметика, бывшая доселе постыдным пробелом в моих знаниях: я все еще
пользовался помощью собственных пальцев, редко и с трудом преодолевая в
счете пределы десятка. Превосходная память и привычка учиться самостоятельно
оказались очень полезны, так как благодаря им я не слишком сильно обременял
моего учителя и не отбивал у него охоту возиться со мной. С его стороны
лучшим подарком ученику было умение просто и наглядно объяснить сложные
вещи. Я помню, например, каким образом всего за один день усвоил простые