"Константин М.Радов. Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные " - читать интересную книгу автора

Затем он получил выгодные кондиции в одном из частных пансионов, где сыновья
провинциальных дворян готовились к восприятию университетской науки. Это
наложило на него светскую обязанность согласно традициям пансиона один или
два раза в год устраивать у себя дома обед для коллег. Сие весьма огорчало
мою экономную тетушку, которая страдала душевно за каждый кусок, съеденный
учеными мужами. Вероятно, из-за этого я и оказался вновь востребован, со
своей латынью на место дополнительного блюда.
Все было на сей раз как обычно, я только заменил надоевшего Цицерона
(ох, и долго же Катилина злоупотреблял моим терпением!) отрывком из "Записок
о галльской войне", очень вольное переложение которого пользовалось
максимальным успехом у соседских мальчишек. У подвыпивших взрослых ни весь
мой номер в целом, ни батальные сцены в частности не вызвали большого
внимания, и я с чувством легкой разочарованности хотел уже покинуть
собрание, когда один из гостей, пожилой человек в очках с необыкновенно
толстыми стеклами, которого все называли просто "профессор", без упоминания
фамилии, пригласил меня присесть за стол рядом с собой. Он добродушно
попросил у тетушки тарелку "для молодого коллеги" - мне показалось очень
кстати подкрепиться, и я сделал вид, что не замечаю тетушкиных
предостерегающих взглядов. После того, как я воздал должное не для меня
приготовленному обеду, новый знакомый заговорил со мной, и я сразу
почувствовал в нем нечто особенное. Дело в том, что люди всегда думают на
своем родном языке. Даже тот, кто знает иной язык в совершенстве, переводит
свои мысли на него с еле уловимой задержкой, с чуть заметным усилием. Наш
разговор происходил на классической латыни, и хотя от собеседника сильно
пахло вином, речь его лилась совершенно свободно. Я готов был спорить на что
угодно, что это его родной язык. Как будто передо мной настоящий римлянин. У
меня даже возникло чувство, что я долго жил на чужбине, и теперь встретил
соотечественника. Беседа непринужденно перескакивала с походов Цезаря на мою
жизнь, прочие гости вели свои отдельные разговоры, тетушка удалилась отдать
распоряжения служанке, и я, набравшись смелости, попросил позволения задать
свой вопрос.
- Правда ли, что Цезарь и другие герои древности обречены пребывать в
аду? Ведь они были язычниками!
Профессор оглянулся почти так же воровато, как старый разбойник Бартоло
и, убедившись, что никто не слушает нас, вполголоса ответил вопросом же:
- А ты, на месте Бога, осудил бы их на вечные муки?
- Нет, конечно! Они же не виноваты, что Спаситель еще не пришел! Это
Бог...
- Не надо искать виноватых. Как ты полагаешь, кто милосердней: ты или
Господь?
- М-м-м-м... Ну... Он, конечно!
- Ergo - ? ... Чем ты так огорчен?
Я был настолько расстроен провалом своего последнего плана, что
чистосердечно рассказал, как собирался сделаться язычником, чтобы в аду
оказаться рядом с дорогими мне людьми. Где же теперь в загробном мире искать
их?
Мой собеседник посмотрел на меня внимательно и с интересом. Примерно
как на диковинного зверя, привезенного из самых глубин Африки. Видимо,
увиденное ему понравилось, потому что он улыбнулся и, еще понизив голос,
сказал: