"Борис Маркович Раевский. Товарищ Богдан " - читать интересную книгу автора

6. Восемь ночей


Ночью Бабушкин и Исай не спали. Отдали лампу надзирателю.
Долго лежали в темноте молча, с открытыми глазами.
Постепенно тюрьма затихла.
Тогда Бабушкин бесшумно встал. Постоял так, в одном белье, настороженно
вслушиваясь в тишину. Потер пилку кусочком шпика, чтоб не визжала, придвинул
табурет к стене; стоя на нем, принялся беззвучно пилить оконную решетку.
Исай - тоже в одном белье - дежурил у двери. Надзиратели - опытные,
хитрые. У них войлочные туфли, чтоб неслышно подкрадываться к камерам. Надо
быть начеку. Чуть раздавался малейший шорох в коридоре, Исай тихонько
кашлял. Оба узника стремительно, но бесшумно залезали под одеяла,
притворяясь спящими.
Окошко, как назло, было высоко, под потолком. Восемь вертикальных
прутьев. Бабушкин стал пилить первый прут, в самом низу, у подоконника.
Тянуться к окну - трудно. Быстро затекали поднятые вверх руки. Через
каждые пять-десять минут - вынужденная передышка.
Пилки были мелкие, маленькие. Такими тонкие ювелирные вещички резать, а
не массивные тюремные решетки. И главное - зажать пилку не во что.
Приходится держать ее прямо в руках. Бабушкин был опытным слесарем, но все
же и у него скоро стали кровоточить пальцы на обеих руках.
Но он пилил. Делал краткие передышки и опять пилил. Смазывал горячую
пилку салом и снова пилил.
Исай стоял у двери. Губы его шевелились, словно он шептал молитвы. Его
бил озноб. Или это в камере так холодно? В одних носках на каменном полу?
Металлический прут поддавался медленно. Всю ночь трудился Бабушкин:
перепилил всего один прут и то не до конца. К утру пилка тихонько хрустнула,
и в руках у Ивана Васильевича оказались два обломка.
- Так я и знал! Так я и знал! Так я и знал! - взволнованно метался по
камере Исай. - Безнадежно! Одна пилка на один прут. А в решетке-то восемь!
Пилок не напасешься!
- Наверно, плохой закал, - сказал Иван Васильевич. - Авось другие
лучше.
Уже рассветало. Бабушкин тряпкой тщательно стер железную пыль с
решетки. Подмел пол возле окна.
- Безнадежно! - повторил студент. Он теперь лежал под одеялом, но все
еще не мог согреться. - Как же мы не учли?! Утром ведь обход. Посмотрят на
решетку - а там надпил...
- Не заметят! - сказал Бабушкин.
Взял кусочек хлеба, размял и мякишем, как замазкой, затер надпил.
- Все равно видно. Прут-то черный, а хлеб...
- Подкрасим, - Бабушкин плюнул на ладонь - руки у него были грязные:
всю ночь пилил - и грязью замазал мякиш в надпиле.
Утром, во время очередного обхода, надзиратель ничего не заметил.
"Только бы не стал проверять решетку", - подумал Бабушкин.
Он знал: иногда тюремщики вдруг устраивают "концерт": ударят по решетке
молотком и слушают. Звук должен быть чистый, долгий. А если решетка
надпилена - звякнет надтреснуто, глухо.
"Да, риск, - подумал Бабушкин. - Но разве бывает побег без риска?!"