"Борис Маркович Раевский. У нас на дворе (рассказы) " - читать интересную книгу автора

Подполковник усмехнулся.
- Шпаргалку ты тоже считаешь заявкой на тюрьму? Тебя послушать, так все
подсказчики - потенциальные бандиты!
- Тут не просто шпаргалка! - воскликнул Черемных. - Кому он пришпилил
бумажку? "Магомету"! Тому самому "Магомету", который Альку ставил выше всех
нас. "Магомету", который любил его, как сына... "Магомету", который вместе с
Алькиным отцом партизанил...
- Ах, нехорошо-то как! - с горечью воскликнул Венька.
"А ведь верно, - подумал подполковник. - Вдобавок самому-то Альке вовсе
и не нужна была эта шпаргалка. Он насчет физики собаку съел. Так, для
эффекта старался. Да, для эффекта! Любил покрасоваться..."
Он вдруг заметил, что думает об Альке в прошедшем времени, как о
мертвом, и недовольно поморщился.
- А картофельную экспедицию помните? - задумчиво спросил Туточка.
- Вот именно! Заявка номер три! - крикнул Черемных.
Это было вскоре после войны. Старшеклассников послали убирать картошку.
Уже начались долгие, обложные осенние дожди, и картошка в колхозах гибла.
Честно говоря, ехать было не очень-то охота. На полях - жидкая грязь по
колено. А резиновых сапог - четыре пары на всех. И обсушиться потом негде.
Все-таки их класс поехал целиком. Целиком, кроме двоих. Инка болела, а
Алька... Алька принес справку. Врач из поликлиники писал, что у Алькиной
матери обострение гипертонии и ее нельзя оставить одну. Отец у Альки погиб.
Жил он вдвоем с матерью. Ну, конечно, его освободили от картошки. Показывая
справку завучу, Алька подмигивал мальчишкам: дату на справке он искусно
подправил. Ребята знали, что мать его давно уже выздоровела и ходит на
работу.
- А мы, лопухи, уши развесили. И еще ухмылялись. Ай да Алька! Ловко
обвел завуча! - яростно выкрикнул Черемных. - Ну, еще нужно? Могу и заявку
номер четыре, и номер пять...
Подполковник хмуро посмотрел на него. Да, пожалуй! Как же это?
Проморгали... Он растерянно перебегал взглядом с одного лица на другое. Как
же так? Почему прозевали? Все эти мелочи так упрямо, так жестоко
выстраиваются в логическую прямую, и концом своим она упирается в тюремную
решетку.
- Вот тебе и Алька! Гордость наша! - вздохнул Венька.
Все молчали. Тяжелая багрово-фиолетовая туча все разрасталась. Она
заволокла уже полнеба. И все росла и росла. Вот-вот хлынет ливень.
Подполковник торопливо прочитал остальные записки. Было их уже немного,
и слушали невнимательно. Очевидно, еще думали об Альке.
- Ну, - сказал подполковник, - предлагаю. Сейчас опять напишем свои
"мечты". И опять зароем. И снова встретимся здесь же. Через пятнадцать лет.
Все вооружились вечными перьями и листками бумаги. Писали медленно,
сосредоточенно, черкая и перечеркивая. Это были не семнадцатилетние юнцы, а
умудренные жизнью мужи. Они писали обдуманно, твердо, взвешивая каждое
слово.
Мимо то и дело, будто ненароком, шмыгали любопытные мальчишки.
"Чудные дядьки! - думали они. - То орали, хохотали, толкались, как
пьяные. А теперь вот молча сидят вокруг ямы, подвернув ноги по-турецки, и
что-то сочиняют. Интересно, что?"
А мужчины писали. Хмуро, сосредоточенно. И нет-нет, а каждый то и дело