"Феликс Рахлин. Записки без названия" - читать интересную книгу автора

Затем читал он: "Дорогие друзья! Мы собрАлись..."
"СобралИсь!" - перебил я, поправляя ударение. Под моим руководством он
сделал пометку над нужным слогом и потренировался при мне, повторяя верный и
неверный варианты ударения:
- Ага: "собралИсь", а не "собрАлись"... "СобралИсь" -
"собрАлись", "собралИсь" - "собрАлись"... Понятно. Ну, ладно, иди
работай. Спасибо.
Наступил вечер. Чтобы заполнить зал народом, в заводской вечерней школе
отменили занятия и привели в клуб всех учеников. Роденко вышел на сцену и
произнес: "Дорогие друзья! Мы сОбрались..."
У маститых дрогнули брови. По залу прошел шумок

Вот так 15 лет подряд, все время совершенствуясь, писал я, параллельно
основной работе редактора заводского радио, всяческие речи и справки,
брошюры и листовки, материалы для диссертаций и приветствия пионеров,
обращенные к участникам профсоюзных конференций, выступления делегатов
всяческих Советов - от районного до Верховного.
Я был един во множестве лиц.
То я "был" токарем, Героем Социалистического Труда, членом ЦК
КПСС Германом Михайловым.. То, меняя возраст и пол, превращался в
депутата Верховного Совета Украины Валентину Подопригору. А уж сколько писал
всяких бумаг для своего партийного начальства! Вплоть до газетных статей, за
которые оно исправно получало заработанные мной гонорары. Спрашивается:
отчего я все это терпел? Почему не отказывался? Выслуживался, что ли?
Пожалуй, что и так, - но не в карьеристском смысле, а просто потому, что
боялся: откажусь - выгонят. А ведь я еврей - не так легко мне, с моей
специальностью, устроиться на новую работу...
Скромности и точности ради добавлю, что таких, как я, на заводе было
несколько. Точно то же делали, сверх своих служебных обязанностей, некоторые
мои коллеги - в том числе женщина по фамилии Форгессен (на еврейском языке
идиш это слово означает "забыла") и башковитый на всякую липу начальник
"бюро передовых методов труда" Михаил Петрович Сахновский (Форгессенша
называла его - Миля).
Такой национальный подбор получился не специально: раньше для директора
и парткома бумаги писали украинец Незым, русский Фатеев... Но к тому
времени, о котором здесь речь, подобралась наша троица.
В 1967-м,. когда началась "шестидневная война" на Ближнем Востоке, нас
троих вызвали в партком и в срочном порядке поручили писать гневные речи
против "израильских агрессоров" для участников митинга, которые о нем, а тем
более о своем гневе, еще даже не подозревали.
Уж на что верноподданные и осторожные люди были мои коллеги, да и я
тоже давно утратил юношескую наивность, но, оставшись втроем, мы посмотрели
друг на друга - и дружно рассмеялись.
Однако нужные речи исправно сочинили.
Каждый раз, присутствуя на публичных сборищах, где произносились
написанные мною тексты, я ловил себя на беспокойстве: так ли прочтут мой
текст? И если читали, как надо, а особенно когда зал аплодировал какому-то
удачному месту выступления, - мне, как Лягушке-Путешественнице из сказки
Гаршина, хотелось, чтобы все узнали о моем авторстве.
Вы помните: лягушка попросила диких уток взять ее с собой на Юг. Две