"Джулио Райола. План спасения " - читать интересную книгу автора

мимо мрачных картин, на мгновение освещая фонарем чью-нибудь голову в
парике. Брат дедушки Лауро был страстным коллекционером, но после его
смерти - это случилось лет тридцать назад - картины тоже стали никому не
нужным хламом.
Весь верх предельно запущен, если не считать новой мансарды, которую
Лауро пристроил несколько лет назад, чтобы оборудовать там лабораторию. В
лабораторию можно попасть и через бесконечную анфиладу комнат, но это очень
неудобно и долго, Лауро предпочитает пользоваться гравитационным лифтом. Он
установил этот лифт для собственного удобства, но нередко использует его и
для подъема аппаратуры.
Как-то в одной из комнат, в углу, на письменном столе он нашел
пожелтевший и покоробившийся от времени лист бумаги. Заинтересованный, он
отнес его к себе в лабораторию, но, увы, бумага во многих местах
полуистлела.
Все же по женскому изящному почерку не трудно было догадаться, что
письмо написано женщиной. И верно, это было письмо некоей Элизы Факко,
отправленное но крайней мере лет двести назад (точную дату не удалось
установить из-за оторванного уголка). Бумага от давности пожелтела, чернила
выцвели. Старательно выведенное крупными буквами имя "Элиза" разобрать не
составило труда, что же касается фамилии "Факко", то она была написана
мелкими буквами и заканчивалась причудливым росчерком.
Эта неизвестная Элиза обращалась, по-видимому, к кому-то из членов их
семьи. Тон письма был почтительно-любезным, хотя иной раз нет-нет да
проскальзывали шутливые потки. Речь шла о какой-то другой женщине,
"синьоре", очевидно, супруге адресата, и о саде. Должно быть, этот сад и
впрямь был чудесным, если там можно было гулять с детьми и собирать цветы.
В письме, полном тихой грусти, Элиза пыталась скрыть от других тоску по
далекой Лагуне, по это ей плохо удавалось, между строк письма сквозила
печаль. Заканчивая, Элиза писала: "Нелегко забыть этот чудесный город, его
мосты и солнце над каналами". Дальше буквы расплылись, и Лауро с трудом
разобрал обрывки слов: "...ители обречены на жертву... такое чувство... не
увижу..."
Бросив пожелтевший лист бумаги на стол, Лауро прилег на диван.
"Интересно, какой была эта Элиза? - размышлял он. Верно, не очень молодой,
чувствительной и замкнутой. Это ясно видно из письма, а все банальные фразы
она писала умышленно, чтобы уберечься от нескромных взглядов, не позволить
другим проникнуть в душу. Только однажды она не удержалась и, отступив от
традиционной вежливости, дала выход искреннему порыву чувств. Но ее
взволнованные слова обращены не к адресату, а к городу, чьи жители...
обречены на жертву".
Вероятно, в ее время это не было столь очевидно, но теперь-то Лауро
знает, что город погибнет.
Брошенный на произвол судьбы, ставший объектом соперничества между
воротилами крупных компаний, город обречен на гибель. Даже то, что еще
уцелело, быстрее, чем водная стихия, поглотит море дельцов и политиканов. А
комиссия экспертов за тридцать лет так и не удосужилась разработать реальный
план спасения.
Лауро было шесть лет, когда за одну ночь под водой исчез весь район
Каннареджо. Погибло свыше тысячи человек, и не столько из-за довольно
немногочисленных обвалов зданий, сколько в результате паники. Каннареджо