"Шамиль Ракипов. Прекрасны ли зори?.." - читать интересную книгу автора

рассказывает. Его обыкновенные, простые слова о прошлом в моем воображении
обращаются в зримые картины...
До меня постепенно начинает доноситься переливчатая песнь жаворонка. И
видится шелковистая ковыльная степь, волнуемая ветром. Без конца и края
раскинулась степь вокруг Голубовки, точно море. И вьется по ней желтоватою
змейкой дорога, вползает в шахтерский поселок.
Вдоль по улице резво скачет тонконогий жеребенок с белой отметинкой на
лбу. Время от времени оборачивается и ржет тоненьким голоском - зовет свою
мать-кобылицу. Невдомек ему, что матери тяжело, что уморилась, оттого и не
поспевает за ним, резвуном.
День жаркий. В тени вдоль изгородей и подле домов в пыли купаются куры,
лежат, прикрыв глаза, сонные козы, пережевывают жвачку.
Лошадь медленно бредет, понукаемая седоком, позванивает колокольцем, то
и дело вскидывает голову и, насторожив уши, тревожно и тихо кличет своего
детеныша. В телеге сидят мужчина, чисто выбритый, в брюках, заправленных в
сапоги, и кремовой косоворотке, и мальчик лет двенадцати, тоже в вышитой у
ворота сорочке, подпоясанной шелковым шнурком с волнистыми кистями на
концах. Мальчик то и дело берет клок сена и вытирает с новехоньких сапог
пыль, едва она насядет. И у отца, и у сына одинаковые широкополые соломенные
шляпы. Оба сидят под ними, как под зонтами, прячась от полуденного солнца.
Всякий взглянет на них, на принаряженных, подумает - на празднество
собрались...
Мужчина поднимает руку, указывает черенком кнута на часовенку, что
возвышается на краю поселка. Наклонясь к мальчику, что-то говорит. Что-то
печальное, видно, рассказывает отец сыну: губы мальчика дрожат, вот-вот
расплачется.
Заметил это отец, спохватился, порывисто обнял сына.
- Ты, сынок, уже большим парнем стал. С тобой теперь можно
разговаривать, как мужчина с мужчиной, ничего не утаивая. Душа, она чуткая
штука, у меня самого частенько побаливает, как только вспомню твою мать...
Только слезы - достояние женщин и девчонок, сынок. А мужчина не должен нюни
распускать, мужчина должен быть твердым.
- Я не распускаю нюни. Мне маму жалко. Будь она жива, в гости вместе
приехали бы. Ей бы тоже отрезали кусок от пирога.
- Ее долю мы оставим на ее могиле... Вот мы, кажись, и доехали, сынок.
Во-он уже виден дом Халиуллы. - Мужчина в сердцах дергает вожжи. - Куда ж
ты, животина! Ну-ка, сворачивай! Или дорогу забыла?
Лошадь останавливается, почти уткнув голову в ворота. Старший
Чернопятко спрыгивает с телеги и, приотворив калитку, заглядывает во двор.
Неподалеку стоит худенький босой мальчик в выгоревшей зеленой рубашке
навыпуск, холщовых штанишках. Он водит по земле прутиком и смотрит на
пришельца настороженно и с любопытством.
- Открой ворота, сынок. Дядя Давид к вам в гости приехал, - сказал
Чернопятко, приветливо улыбаясь.
Мальчик поправил на голове тюбетейку и опрометью кинулся к воротам. Он
ловко отбросил перекладину. Налег на ворота, напружился, и тяжелые створки
скрипнули, подались.
Мальчик отворил ворота и сам, словно испугавшись, спрятался за ними.
Приезжие въехали во двор. Почему-то тихо и никто не выходит встречать
их.