"Шамиль Ракипов. Прекрасны ли зори?.." - читать интересную книгу автора

Я спешу за ворота. Приглядываюсь к земле, по которой он прошел.
Халиулла-бабай говорит, что здесь с той поры почти ничего не изменилось.
Может, только состарилось и обветшало. Вон слегка покосившаяся калитка в
воротах. Рассохлась. Меж досками - щели палец шириной. А ворота подперты
толстым, как ствол дерева, бастырыком - подпоркой, которой придавливают сено
на возах.
Сколько раз отворял и закрывал створки этих ворот Гильфан! Отворю-ка и
я...
Постой-ка, не песня ли слышится где-то? Да, песня По улице строем
шагают пионеры. Четко ступают он под дробь барабана. Торжественно и
переливчато гремит горн. Пионеры направляются к памятнику героям, павшим за
освобождение Украины от фашистских оккупантов. Они идут к подножию этого
памятника, чтобы дать клятву верности.
Звонкая песня, звуки барабана и горна вскоре стихают.
Я остаюсь один на один со своими мыслями. Думаю о Гильфане. Стараюсь
представить его таким, каким он в последний раз приезжал в Голубовку. И
словно бы вижу его в ладно сидящей блекло-зеленой военной форме. Гимнастерка
туго перетянута портупеей...
Гильфан любил сидеть на бревнах, сложенных в тени у забора, и, глядя на
мальчишек, затеявших шумную игру, думать о чем-то своем. Видно, вспоминалось
ему то время, когда и сам был таким же босоногим удальцом...
Ныне тоже лежит бревно подле забора. Посижу-ка и я на нем. Посижу-ка
рядом с Гильфаном, которого я так явственно представил себе, что захотелось
вдруг протянуть ему руку для рукопожатия. Мне хочется, не откладывая,
поговорить с ним, но я так взволнован, что не знаю, с чего начать.
И Гильфан, словно разгадав мои мысли, сам принимается рассказывать
тихим, глуховатым голосом. Часто умолкает, чтобы припомнить самое
интересное, все, что врезалось ему в память на всю жизнь.

Первый рассказ Гильфана

Эти ворота многое повидали на своем веку. И меня они помнят. Сколько
раз доводилось выезжать из них верхом!.. Наверно, вам тоже ведомы прелести
ночевок в степи, где пасутся кони. Вначале меня брал в ночное старший сын
Халиуллы-абзыя Габдулла. А немножко позже стали доверять коней и мне.
С заходом солнца, бывало, гонишь лошадей к полю, постреливаешь кнутом в
воздухе. Коняжки послушны, сами спешат на пастбище. Только некоторые из них
с норовом: едва волю почуют, просыпается в них что-то дикое, в руки не хотят
даваться. Тут уж побыстрее стреножишь их и пустишь пастись вместе с
остальными.
Степь раскинулась просторная, конца-края не видать, дышится легко.
Трава - по пояс, голубая от лунного света и будто серебром присыпана.
Ветерок прошуршит - волны гонит. Идешь по степи, как по морю. Неожиданно
шарахнется прямо из-под ног перепел - чуть сердце не обрывается. Или
неподалеку выпь заухает - по спине поползут мурашки. Ускоряешь невольно
шаги, спешишь к костру, вокруг которого сидят ребята, ворочая палочкой
картошку, зарытую в золе, да рассказывая были и небылицы.
Больше всех, помнится, Ванька Рогов любил рассказывать страшные
истории...
Хоть и озорником слыл Ванька, но парень был хоть куда. Смелый - один