"Шамиль Ракипов. Прекрасны ли зори?.." - читать интересную книгу автора

делом старушка сказала, что Гильфан всем яствам предпочитал беляши,
приготовленные ею, и что Фатима, мать Гильфана, тоже умела готовить их так,
что пальчики оближешь.
- А какой рукодельницей была Фатима, знали бы вы! - продолжала с
восторгом вспоминать Шамгольжаннан-аби.
Когда мы возвратились в комнату, она повела вокруг себя рукой.
- Вон какие красивые салфетки вышила, чтобы накрывать посуду. А
поглядите-ка на коврики, что на стенах! Золотые руки были у Фатимы...
Старушка открыла сундук и вытащила узелок. Она немало потрудилась, пока
развязала его. Из вороха пожелтевших от времени вещей стала отбирать
различные полотенца ручной работы с пестрыми петухами, салфетки с соловьями.
Из свернутого трубкой старого полотенца выскользнуло что-то завернутое в
серебряную бумажку из-под чая, со стуком ударилось об пол. Эта вещь
старушке, видать, напомнила о чем-то давнем, приятном. Глаза ее затеплились
радостью, на губах появилась улыбка.
- Что это? - спросил я, когда она развернула сверток и стала
рассматривать что-то, близко поднося к глазам.
- Кубыз. Это ее кубыз, нашей Фатимы, - сказала старушка задумчиво. -
Хорошо она на кубызе играла. Огонь была, а не девушка!.. - Она показала
рукой в угол подле окна: - Это вот ее кровать. Как стояла, так и стоит. О
ней нам напоминает. И сынок ее Гильфан на этой кровати родился. На ней она
кормила его грудью. Гильфан в младенчестве-то был болезненным ребенком...
В народе сказывают, что конца пути достигает не тот, кто спешит, а тот,
кому это предназначено судьбой. Кажется, Шамгольжаннан-аби свято в это
верила: она никогда и никуда не спешила. Движения ее были медлительны,
степенны. И даже разговаривала она как-то своеобразно, плавно произнося
каждое слово. Тем не менее она все успевала делать. Я услышал от нее так
много интересного и о маленьком Гильфане, и о его матери Фатиме! Но вскоре у
нее и тесто для беляшей было замешено, и мясо приготовлено. Затем она так же
неторопливо разожгла печь.
Чтобы хорошенько поразмыслить над тем, что я сегодня узнал,
прочувствовать самим сердцем рассказ стариков, я решил немного прогуляться,
побыть один. Вышел в сад.
Уже начинало вечереть. За разговором мы не заметили, как день прошел.
Тихо вокруг. Воздух недвижен. Листья на деревьях замерли, а поэтому стало
душновато.
У самой стены деревянного дома с черепичной крышей растет яблоня.
Несмотря на то, что уже середина октября, деревцо все еще не утеряло своей
прелести, слегка увядшие, но еще зеленые и крупные листья будто настороженно
замерли...
Я вздрогнул от резкого шума. Распахнулось окно, выходящее в сад. Из
него, облокотившись о подоконник, высунулся Халиулла-бабай. Он прокашлялся
и, проведя ладонями по бороде, сказал:
- Яблоню эту Гильфан посадил. Но не суждено было ему отведать яблок с
нее. А он мечтал, что по осени будет своими руками снимать урожай. Вот мы
каждый год и оставляем для него на дереве несколько штук. Вон два яблока
осталось. Два всего... Эххе-хе... жизнь...
Старик вздохнул. И, будто пожелав его утешить, затренькала какая-то
пичуга, спрятавшаяся в поредевшей кроне яблони.
Халиулла-бабай помолчал в задумчивости, затем сказал: