"Ника Ракитина. Время отправления..." - читать интересную книгу автора

Ближе всего было укрыться под хрустальным пандусом станции "Ронсеваль".
Это понимали не только Сережка с Ликой. И людей все прибывало и прибывало.
Так, что скоро стало тесно дышать.
Плотный воздух клубился над толпой, нес ядовитое возмущение, матерок,
взвизги, приглушенный писк - кого-то двинули локтем под ребра, кому-то уже
отдавили ногу. Гроза брызгала под опоры холодным дождем.
Люди теснились ко входу в станцию, как к огню. А оттуда валила
встречная толпа: поезда продолжали прибывать. Никто не додумался закрыть
движение.
Водоворотом Сережку впихнуло в крутящиеся двери, на эскалатор, на
перрон.
Перед ним колыхалось море людских голов и воздетых рук, немо кричали
распахнутые рты. Сережка пытался выгребать навстречу толпе, но плавать в
таком море его не учили, и прилив отдавливал назад, к гостеприимно
распахнутым дверям подошедшего поезда.

"Осторожно, двери закрываются..."

В голову привычно полезла совсем неуместная сейчас шутка про
Копенгаген... А взгляд вбирал осколками витража, цеплял, запоминая намертво,
то, что парень после попробует анализировать, понять, и сделать выводы...
взгляд отметил дежурную, она вертелась в своем аквариуме, как на иглах или
углях, порывалась встать, замирала, говорила неслышно во внутреннюю связь.
Должно быть, получила указания... Опала на место, словно проколотый,
сдувшийся шарик...

"Тень, знай свое место!"

Ликина мать на похоронах пробовала выцарапать Сережке глаза. А Лика
спала в гробу, как невеста - в белом платье, белых туфлях, под белым
покрывалом. Визажисты (или как их там звать в погребальных конторах)
поработали над ее лицом: синяков не было видно. Шесть одинаковых гробов с
невестами, бархатом и кистями. И розы под треснувшей хрустальной опорой.
Потом их заменят латунными, и будут скалиться шипы. Сережка жалел, что не
сошел с ума.
...Он не ходил в университет. Он бродил по осеннему городу - по тем
улицам, где они бродили с Ликой, ели мороженое, пили пиво из горлышка, и
смеялись над старыми анекдотами. Не переставая. Небо было синее, и в него
опрокинулись клены: черные ветки и золотая листва. Было тепло. Как в мае.
Почти.
Сережку бил озноб. Он продрог в своей ветровке и кутался в нее, пожимал
плечами, и шарики на концах шнурка, продетого в капюшон, смешно и небольно
колотили по небритым щекам.
Зачем-то он забрел в парк. Шел по аллее мимо урн и обшарпанных скамеек.
Глядел, как ветер сдувает листву с деревьев. Как при каждом его порыве
падают, раскалываясь, каштаны, звонко дробят покрытие, опасно катаются под
ногами. В будний день парк был почти пуст, только впереди, звонко цокая
каблучками, спешила какая-то женщина. На ней была издали заметная белая
куртка до бедер, чуть короче юбки, с меховым воротником. Женщина спешила,