"Виталий Рапопорт. Как и почему " - читать интересную книгу автора

пальцы на еврейские погромы - Киев, Рубцовск. Супруга Молотова Жемчужина
сказала Михоэлсу: обращаться к Жданову или Маленкову бесполезно; все зависит
от Сталина, а он настроен против евреев. Руководители ЕАК все еще надеялись
на чудо. Их политический кругозор был, извините за выражение, местечковый.
- Федор Пахомович, они были обречены и ничего не могли сделать.
- Что обречены, с этим трудно не согласиться...
- Вы хотите сказать, у них была возможность чего-то добиться?
- Прежде, чем ответить, я бы хотел бы выяснить вашу лояльность.
- Лояльность? - оторопел я. - Какую лояльность?
- Известно какую, по отношению к существующему в СССР режиму.
Тон его оставался безразлично спокойным, объективным, как у доктора на
обследовании. Я в растерянности молчал, в голове у меня проносились
разнообразные предположения. Провокация? Втянуть в задушевный разговор, а
потом ошарашить, как Порфирий Раскольникова? Эту возможность я тут же
отверг. Педантичный Федор Пахомович меньше всего напоминал инквизитора. Если
не то, то что?! Диссидент из МГБ? Неужели такое возможно в природе? Чтобы
выиграть время, я спросил: Вы какой режим имеете в виду, при Сталине или
нынешний?
- Он один и тот же, произошла только смена личностей.
- Тогда... Если принять без доказательства, что режим тот же, как при
Сталине, со всеми вытекающими репрессиями, тогда... я не хочу быть ему
верным, лояльным, - я не собирался ничего такого говорить.
- Понятно. А вы что вы сделали, чтобы выразить это ваше отношение?
- Я в подаче, - этот ответ вытекал из предыдущего и дался мне легко.
- Простите, в какой подаче?
- Заявление подал на выезд в Израиль.
- Вот оно что! По существу, вы сами ответили на свой вопрос про
возможности Михоэлса и других.
- Не понимаю.
- Они могли перестать быть лояльными.
- Как? Не представляю, что это было возможно в тех условиях.
- Ошибаетесь, молодой человек, и я попробую вас разубедить. Но прежде,
чем начинать сие предприятие нам потребуется чай, много чаю.
Мы проследовали на кухню, где он поставил на огонь чайник, алюминиевый,
начищенный. В ожидании, пока он закипит, мы присели на табуретки около
маленького столика. Уже через минуту он встал и занялся очисткой спитого чая
из большого фаянсового заварного чайника, гладко-белого, без украшений. Он
его вымыл тщательно - сначала холодной водой, потом кипятком из
алюминиевого чайника, который к этому времени поспел. После этого из большой
жестянки со слоном он засыпал столовую ложку с верхом листового чая, долил
доверху кипятком и накрыл бабой, цветастой, как деревенское одеяло. Все это
время мы молчали. Снова присев за маленький столик, он посмотрел на меня,
впервые за все время этого процесса, занявшего добрых минут десять. Я к
этому времени как-то успокоился, перестал думать о провокациях и вычислять
варианты.
- Вы, Федор Пахомович, прямо мастер чайной церемонии.
- Лестно, но незаслуженно. Настоящая церемония - это очень сложный
театрализованный ритуал, в своем роде балет. Требуется особая посуда и
приспособления. Например, после того, как чай настоится, его следует
помешать специально метелочкой. Аз многогрешный ложку употребляю. В одном вы