"Виталий Рапопорт. Как и почему " - читать интересную книгу автора

прогорклого постного масла. В квартире мы прошли через тесную переднюю с
вешалкой на стене и зеркальным комодом и оказались в квадратной комнате,
примерно четыре на четыре метра, где посредине стоял круглый раздвижной
стол, покрытый зеленой скатертью с бахромой, у одной стены славянский буфет,
очень темный, у другой - диван с зеркальцем в спинке. Четыре стула с
высокими спинками окружали стол. Кроме входной двери, в комнате была еще
одна, закрытая, видимо, ведущая в спальню. Пашков пригласил меня сесть за
стол и зажег электричество, потому что окно, выходившее во двор, давало мало
света, к тому же было закрыто занавеской, которую он отодвигать не стал.
Шелковый с кистями абажур на лампе был под цвет скатерти. Хозяин ушел назад
в переднюю, как я скоро понял в кухню, хотя поперву я ее не заметил. Он
вернулся через короткое время с большим расписным подносом, на котором были
открытая банка килек, ломтики черного хлеба на мельхиоровой хлебнице,
зеленый лук, тонко нарезанный швейцарский сыр, что я определил по большим
дыркам, и фаянсовая масленка. В его внешности и движениях была методичная
аккуратность и целесообразность, такое же впечатление производила квартира.
Я решил, что он проживет здесь один. Он достал из буфета бутылку Московской
водки в импортном исполнении (в обычной продаже ее давно не было) и два
граненых лафитника, налил в них водку, после чего сел за стол.
- Первым делом помянем Сергея Ивановича Огольцова, который помер в
прошедший вторник. Пусть земля ему будет пухом. Как вы знаете, поминая, не
чокаются.
Мы выпили. Я закусил перышком лука, а Федор Пахомович повел себя более
обстоятельно. Он намазал хлеб маслом, после чего разместил сверху кильку и
зеленый лук. Съевши это аппетитное сооружение, он налил по второй.
- Ну а теперь за знакомство и за все хорошее.
Мы чокнулись и выпили. Почти сразу он встал и покинул комнату.
Возвратился с большой эмалированной кружкой, из которой поднимался пар.
- Этой чай, - разъяснил он, хотя я не спрашивал. - Дело в том, что я
больше двух рюмок не принимаю. На вас это не должно повлиять никаким
образом, чувствуйте себя свободно и пейте, сколько душа пожелает. Водки в
доме хватит (Он тут же наполнил мою рюмку).
- Федор Пахомович, вы меня извините, ради Бога, но, уж раз мы его
помянули, хотелось бы знать, кто такой Сергей Иванович и сколько ему было
лет.
- Вопрос закономерный. Огольцов Сергей был мой родственник, двоюродный
брат матери, прожил 76, а точнее 76 лет и два месяца без трех дней, а еще
точнее (он достал из кармана записную книжку и начал в ней писать) 76 лет и
59 дней или всего 27 тысяч и 817 дней. Вроде бы долгая жизнь, только надобно
принять во внимание, что последние годы, двадцать с лишним, он провел в
бесчестии и обиде. История это грустная и поучительная. Я, по совести, даже
не уверен, что имею право занимать ее ваше внимание.
- Что вы! Что вы! Мне действительно интересно, тем более вы упомянули
особые обстоятельства.
- Что особые, то особые, справедливо. Сергей Иванович много лет
прослужил в особых отделах, и вся биография у него неординарная. Мне самому
хочется сегодня вспомнить его жизнь и всю эту эпоху. Должен вас
предуведомить. Если хотите про него слушать, приготовьтесь к историческим
отступлениям, и довольно обширным. Вас это не пугает?
- Что вы, даже наоборот, очень интересно.