"Е.Б.Рашковский, А.Я.Гуревич и другие. Человек в истории: Личность и общество " - читать интересную книгу автора

всегда остаются лишь на уровне большей или меньшей вероятности: если и
удастся установить бесспорно факт убийства царевича Дмитрия Годуновым и
очертить общественные мотивы, которыми царь руководствовался лично при
принятии такого решения, то об интимных полумыслях-получувствах, владевших
им, всегда можно будет только догадываться, как догадывались о них Пушкин
или Шаляпин.
Второе обстоятельство вытекает из характера исторических источников.
Если речь идет об отдаленных эпохах, в которых интимные письма, дневники,
исповедальные тексты почти отсутствуют, то индивидуальные психологические
мотивы общественного поведения обнажаются практически лишь в художественной
литературе. Но тогда в какой мере отраженный в них психологический тип
обусловлен образной системой произведения, а в какой характеризует
объективные общественные отношения? Типичная для эпоса пара героев, столь
ясно представленная Роландом и Оливье, указывает на существование этих двух
психологических типов личности в рыцарской среде или порождена требованиями
жанра? В новое время документы, проливающие свет на человеческую
индивидуальность, обильны, но что и как характеризует эпоху - запечатленный
в таких документах "внутренний человек" или тот его исторический имидж,
который он сам же себе придал? Какой образ императора Александра отражает и
окрашивает состояние русского общества и русской культуры первой четверти
прошлого века - "кочующий деспот", "плешивый щеголь, враг труда", друг
Аракчеева, подавитель Семеновского бунта или нервный, сложный, истонченно
духовный, бесконечно усталый и мучительно разочарованный человек, писавший
письма сестре и бросивший в огонь список декабристов? Если оба, то как они
соотносятся между собой? Как объективно и строго научно определить это
соотношение?
Наконец, последнее. Индивидуальность сплошь да рядом оказывается лишь
выражением коллективной нормы, пришедшей в конфликт с другой нормой, тоже
коллективной: Сципион Старший - одна из самых своеобразных и ярко выраженных
индивидуальностей в римской истории, но ее проявления в ряде случаев
(например, отказ подчиниться требованию отчитаться в расходовании военной
добычи) представляют собой лишь активное, остро индивидуализированное
возрождение архаических норм общественного поведения, которые лишь
вследствие изменившихся условий приобрели характер гипертрофированной
индивидуальности и эпатажа. Где здесь граница между общественным, личным и
индивидуальным? Как вообще перейти от изучения дискретных фактов к
бесконечному континууму живой жизни?. . Е. Б. Рашковский

ЛИЧНОСТЬ КАК ОБЛИК И КАК САМОСТОЯНЬЕ

Не всегда, как мне думается, оправдано стремление избавиться от
многозначности важнейших понятий в гуманитарных науках. Хотя компьютерная
эра и торопит, она пока еще не совсем в ладах (совсем не в ладах) с таким
основополагающим принципом гуманитарного знания, как усмотрение в слове
глубокой и подвижной внутренней перспективы, что отчасти и роднит
гуманитарию с поэзией. Только вот поэзия творчески играет с этой
перспективой ("смысловое мерцание", по выражению Лотмана), а гуманитария
видит в этой перспективе предмет рефлексии.
Все это относится к понятию "личность" как к одному из стержневых
гуманитарных понятий. Итак, на мой скромный взгляд: