"Е.Б.Рашковский, А.Я.Гуревич и другие. Человек в истории: Личность и общество " - читать интересную книгу автора

а) условное понятие "личность" как понятие, связанное с идеальной
типизацией индивидов в той или иной социально-исторической общно
сти, - понятие вполне достойное и работающее в плане исторической
психологии. Но оно берется почти автоматически, без рефлексии. И нет
в том никакого греха;
б) при более рефлексивном и философичном и, стало быть, ценностном
подходе это понятие начинает как бы двоиться.
С одной стороны, оно воспринимается как некое универсальное понятие,
как обозначение определенного облика, об-лика, человеческого облика, в коем
отчетливо явлены важнейшие положительные (в некоей условной общечеловеческой
шкале) духовные, нравственные или поведенческие ценности данной
культурно-исторической общности. В этом плане можно говорить, скажем, об
античной полисной личности, о средневековой японской рыцарской личности, о
традиционной русской монашеской личности.
Личность традиционных обществ чаще всего строится и утверждается через
парадоксальную сознательную резиньяцию ради некоего сакрального лада
(вспомним: "отрекись самого себя. . .").
С другой стороны, понятие личности воспринимается как понятие локально
европейское. В этом смысле личность есть, если угодно, самосознание,
сознательное самостоянье, самообоснование. В нашем российском пореформенном
контексте на это понятие личности-самосознания наслоилось еще и понятие
личности-совестливости. Впрочем, оно легко укладывается в европейскую
парадигму личности-самосознания, или личности-ответственности. А уж объект
ответственности в культурном плюрализованном обществе приходится выбирать
на свой риск и страх. Отсюда и обнаруженный экзистенциалистами в
специфических условиях Европы и проработанный ими теоретически вопрос о
конституировании личности в актах внутреннего выбора, о присужденности к
свободе и т. д. Все это было обнаружено и осмыслено в Европе XIX -XX вв.,
все это более всего сродно европейскому духу. Но сложность-то в том, что
этот круг представлений проливает некоторый свет на духовное содержание
великих "осевых" культур. Если эти культуры не знали характерной для
новоевропейской эпохи заведомой обращенности сознания к самому себе, это не
значит, что в них не было этой глубинно-интуитивной обращенности. . .
Моя исследовательская ситуация такова, что именно занятия культурной
проблематикой "третьего мира" заставляют меня держаться как раз за эту
двоящуюся схему. Почему?
В условиях нынешней относительной конвергенции культур, в условиях
нынешней универсализации элементов европейско-американского (и в частности,
нашего, советского) лингвистического, технологического,
социально-организационного и политико-правового опыта обнаруживается некая
взаимодополнительность обоих этих словоупотреблений. И за всем за этим -
некая всеобщая потребность во взаимном соотнесении элементов активной
рациональности и персонализма Запада с достижениями традиционного
интеллектуального и имагинативного опыта народов Востока;
в) именовать индивида-чудовище личностью, на мой взгляд, бездумно
пользоваться даром человеческой речи. Посему и именование культа
чудовища "культом личности" (скажем, культ "личности" Пол Пота или
Иди Амина) - пример легкомысленного и опасного словоупотребления;
г) изучение сугубо индивидуальных проявлений исторической жизни
в деяниях конкретных людей, в конкретных памятниках и текстах -