"Жан Расин. Ифигения " - читать интересную книгу автора

утверждают они - не осмеливалась признать ее своей дочерью, так как боялась
сознаться Менелаю в том, что до него состояла в тайном браке с Тесеем. {9}
Павсаний {"Коринф", с. 125.} {10} приводит слова поэтов, придерживавшихся
такого мнения, и называет их имена, а сверх того добавляет, что в Аргосе так
думали все.
И, наконец, отец поэтов Гомер был настолько далек от мысли, что
Ифигения, дочь Агамемнона, была принесена в жертву в Авлиде или перенесена в
Скифию, что в девятой книге "Илиады", {11} где описываются события,
происходившие через десять лет после появления греков у стен Трои,
повествует, как Агамемнон выражает Ахиллу желание выдать за него дочь свою
Ифигению и сообщает ему, что она осталась дома, в Микенах.
Я привел здесь все эти столь разноречивые мнения и, в частности,
эпизод, рассказанный Павсанием, потому, что именно ему я обязан удачной
находкой - образом Эрифилы: {12} без него я никогда бы не взялся за мою
трагедию. Можно ли даже помыслить, чтобы я осквернил сцену чудовищным
убийством столь добродетельной и прелестной юной особы, какой следовало
изобразить Ифигению. И можно ли предположить, чтобы я довел пиесу до
развязки лишь с помощью "богини из машины", {13} посредством чудесного
превращения, которому, пожалуй, поверили бы во времена Еврипида, но которое
в наше время показалось бы совершенно бессмысленным и неправдоподобным. {14}
Во всяком случае, могу прямо сказать: я был очень доволен, когда
нашел у древних авторов вторую Ифигению, которую я волен был изобразить
такой, как мне хотелось: попав сама в беду, к коей она стремилась толкнуть
соперницу, она безусловно заслуживает наказания, но при этом все же вызывает
известное сочувствие. Таким образом, развитие действия пиесы заложено уже в
самой ее завязке, и достаточно было первого представления, чтобы понять,
какое удовольствие я доставил зрителям, спасая в конце пиесы добродетельную
царевну, судьба которой волновала их на всем ее протяжении, - и спасая ее не
с помощью чуда, в которое они никогда бы не поверили, а совсем иным путем.
Имеет свое основание и мотив похода Ахилла на остров Лесбос, который он
завоевал и с которого привозит Эрифилу перед тем, как появиться в Авлиде.
Эвфорион Халкидский, {15} поэт, хорошо известный древним и с почтением
упоминаемый Вергилием {Эклога X.} и Квинтилианом, {"Об образовании оратора",
кн. X.} рассказывает об этом походе Ахилла. В одной из своих поэм, как
указывает Парфений, {16} он говорит, что Ахилл осуществил завоевание острова
Лесбос {17} до того, как присоединился к греческому войску, и что там он
даже встретил некую царевну, которая воспылала к нему любовью.
Вот те главные отклонения от скупого рассказа Еврипида, которые я себе
позволил. Что же касается страстей, то здесь я старался следовать ему самым
строгим образом. Я признаю, что обязан Еврипиду многими местами в моей
трагедии, заслужившими одобрение публики, и признаю это тем охотнее, что ее
похвалы лишь укрепили меня в почтительном восхищении древними авторами. По
тому, какое впечатление производило на нашем театре все, что я позаимствовал
у Гомера или у Еврипида, я с удовольствием убедился, что здравый смысл и
разум одни и те же во все времена. Вкус Парижа оказался схож со вкусом Афин:
моих зрителей волновало то же самое, что некогда вызывало слезы у самых
ученых греков и заставляло их говорить, что среди всех поэтов Еврипид -
самый трагический, "τραγικώτατος",
то есть что он удивительно умеет вызывать
страх и сострадание - главные эффекты, на которых зиждится трагедия.