"Матрена Распутина. Распутин. Почему? " - читать интересную книгу автора Относительно замечания о "неохотности", то есть неусердии в молитве.
Здесь тоже надо делать скидку на то, что это - слова не христианина, имеющего свои представления о том,*как следует отправлять обряды. К тому же есть огромное число свидетельств совершенно другой направленности. Некоторые я приведу позже. Зато непритворство отца отмечено верно. При некоторой склонности к позе, отцу было совершенно чуждо дурнное актерство, так отличавшее многих "известных монлитвенников". Чужой в своей семье Бабушка говорила - она потеряла сына. Да в сущнонсти, так и было. Он совершенно ушел в себя. Все валинлось у него из рук. Дед был, разумеется, недоволен. Он думал, что сын просто увиливает от работы. За то и получал частенько тычки и подзатыльники. Дед, слывя человеком религиозным, считал, что ренлигия не должна мешать крестьянскому труду. Сын же его, если и принимался за работу, то как-то через силу, не переставая бормотать что-то о Боге в человеке и о другом непонятном. И потянулась за отцом слава безндельника, ледащего человека. Особой близости между отцом и сыном не было. (Правда, увидев внимание и даже преклонение, с канкими относилась к моему отцу петербургская знать, дед нехотя признал, что, как он говорил, "парню, может быть, и дано...") Дед хотел только одного - чтобы сын усердно гнул спину. Семье надо кормиться. А для этого - много и тяжело работать, даже надрываться, бабушка говорила: "Жилы рвать". И отец со временем стал работать прилежнее, хотя, случалось, и замирал посреди борозды. Беда, если дед заставал его в такую минуту. Вообще отношения между отцом и сыном напоминнали, в лучшем случае, Как бы там ни было, хозяйство в то время процветанло. По меркам русской деревни, конечно. Отец рассказывал нам, детям, о том, как бабушка, напуганная его замкнутостью, даже отрешенностью, пыталась подтолкнуть сына к сверстникам. Она называнла это "развеяться". Совершенно напрасно. Отец ни за что на свете не хотел бы "развеяться", перестать быть "странным". К ужасу родителей он твердил: "Не надо мне никаких друзей. У меня есть Бог". Но все же приходилось иногда уступать уговорам и идти на улицу. Отец рассказывал, что самое трудное для него было - подойти к ребятам. Он представления не имел, как вести себя, что сказать, как им понранвиться. Он был слишком другим. И соседские дети это чувствовали. Одним словом, идиллии не получалось. К четырнадцати годам отец выровнялся и не выгляндел уже хилым и слабым. Но драться по-прежнему не Хотел. Именно не хотел! "Нельзя поганить образ", -- гонворил он. Подростки жестоки, они воспринимали постыдное в их глазах миролюбие как порок, достойный наказания. Иначе как слабаком отца на улице не дразнили. А при первой возможности и били. Однажды, устав от издевательств, отец, под гиканье и свист, вступил-таки в драку. Его соперник, уверенный в своем превосходстве, ткнул в него кулаком, но отец отбил удар. Да так, что нападавший упал. Пока тот |
|
|