"Матрена Распутина. Распутин. Почему? " - читать интересную книгу авторадруг другу. При этом внутренние устремленния государя в значительной степени
входили в противонречие и даже столкновение с тем, что окружало его. Жевахов пишет: "Что представлял собою государь император? Это был прежде всего богоискатель, челонвек, вручивший себя безраздельно воле Божией, глубонко верующий христианин высокого духовного настроенния, стоявший неизмеримо выше тех, кто окружал его и с которыми государь находился в общении. Только безграничное смирение и трогательная деликатность, о которых единодушно свидетельствовали даже враги, не позволяли государю подчеркивать своих нравственных преимуществ пред другими... Только невежество, духовнная слепота или злой умысел могли приписывать госундарю все то, что впоследствии вылилось в форму злонстной клеветы, имевшей своей целью опорочить его, поистине, священное имя. А что это имя было действинтельно священным, об этом свидетельствует, между прочим, и тот факт, что один из социалистов-революнционеров, еврей, которому было поручено обследованние деятельности царя, после революции, с недоуменнием и тревогою в голосе, сказал члену Чрезвычайной следственной комиссии А.Ф.Романову: "Что мне делать! Я начинаю любить царя". Царь разуверился во всех Теперь дам слово великому князю Александру Минхайловичу. Он трезвее многих других оценил характер и способности своих родственников: "Стройный юноша, ростом в пять футов и семь дюймов, Николай Второй провел начало своего царствования, сидя за громадным письменным столом в своем кабинете и слушая с чувнством, скорее всего приближающимся к ужасу, советы и указания своих дядей. Он боялся оставаться наедине с ними. В присутствии посторонних остаться с глазу на глаз, их старшинство давало себя чувствовать, а потому последний царь всея Руси глубоко вздыхал, когда во время утреннего приема выснших сановников империи ему возвещали о приходе с докладом одного из его дядей. Они всегда чего-то требовали. Николай Николаевич воображал себя великим полководцем. Алексей Алекнсандрович повелевал моряками. Сергей Александрович хотел бы превратить Московское генерал-губернаторнство в собственную вотчину. Владимир Александрович стоял на страже искусств. Все они имели, каждый своих, любимцев среди геннералов и адмиралов, которых надо было производить и повышать вне очереди, своих балерин, которые желали бы устроить "русский сезон" в Париже, своих удивинтельных миссионеров, жаждущих спасти душу имперантора, своих чудодейственных медиков, просящих аудиненции, своих ясновидящих старцев, посланных свыше и т. д. Я старался всегда обратить внимание Николая Втонрого на навязчивость наших родных". Ни в ком государь не находил помощи. Ужас ситуанции заключался в том, что именно на царствование Николая Второго пришлось время, когда требовалось сочетание искренних усилий всех, вовлеченных в упнравление государством. "Николай Второй в трудные минуты жизни имел обыкновение спрашивать совета у своих родственников", - пишет Александр Михайлович. Правильнее было бы - "имел неосторожность". Не случайно несколько ниже великий князь утверждает, говоря о состоянии госудан ря: "Он разуверился во всех". |
|
|