"Элеонора Раткевич. То, чего нет ( Наемник мертвых богов #2)" - читать интересную книгу автора

не возиться с вычислениями магической кривой, производящей впечатление
полукруга. Вдобавок левую и правую половину соединили - теперь, когда
деревья-колонны, раньше плотной кровлей смыкавшие свои кроны, сгорели
дотла, это было только разумно, но для меня, помнившего их живую
колоннаду, стоящие на том же месте мертвые столбы с золоченой крышей,
производили на редкость нелепое впечатление. Как если бы безумец сшил
сапог и тапочку разных размеров позолоченной нитью. Строители наверняка
восстанавливали храм столь нелепым образом на скорую руку, чтоб начать в
нем служить как можно быстрее, чтоб из памяти людей как можно быстрее
стерлись имена и лики прежних Богов. Наверняка они считали, что все это
ненадолго, а уж потом-то храм отстроят во всем его былом великолепии. Но
самые временные вещи и строения оказываются самыми постоянными. Я не
сомневался, что храм останется в его нынешнем нелепом виде, а через
век-другой его нелепость мистически обоснуют. Нда. В столь грозном
отсутствии вкуса я нынешних даже не подозревал. Но хотя храм и выглядел
огорчительно, я испытал безмерное, ни с чем не сравнимое облегчение:
фундамент не поврежден, столбы поставлены точно на месте сгоревших
деревьев. Мне стоило только прикоснуться к камню и я понял: из-под этих
стен не вырвалось ничего. Хвала моим мертвым Богам - даже их пролитая
кровь охраняла надежно, хотя и не текла больше в их жилах. Страшно даже
представить, что могло случиться, надумай нынешние умники перенести храм
на новое место, срыв до основания прежний. Говорят, именно Тенах и
запретил перенос. Конечно, в результате мы обязаны ему тем, как теперь
храм выглядит, зато он выглядит на прежнем месте, а не где-нибудь еще, и
силы зла, запертые им, заперты надежно.
Тенах шел за мной, и видеть я его не мог, но прямо-таки чуял, как его
подмывает задать мне вопрос, не относящийся к делу. Обойдется. Не до него
мне.
- Дальше, настоятель, дальше, - бросил я ему через плечо. - То, что
мы ищем, не отсюда.
Дальше в нашем списке значились развалины. Ну, не совсем, конечно.
Война пощадила храм. Он умирал сам, своей смертью, от одиночества. Будь
хоть мрамор, хоть гранит, но стоит оставить стены на год-другой без
присмотра, и лес свое возьмет. А вот надругательства над мертвым я не
ждал. Но белые стены были испещрены неприличными надписями и рисунками
такого свойства, что даже в армейском сортире на передовой, и то не
увидишь и половины. Местами надписи сплетались в густую бледно-серую
паутину. Старые надписи. Давно сюда никто не забредал поизмываться.
Рисунки выцвели, дерьмо окаменело. Но стены там, в глубине, под всеми
словами, остались белыми. Я коснулся повисшей на одной петле двери, ощупал
воздух. Умиротворение снизошло на меня почти зримо. Даже и теперь, когда
сила ушла, свет остался. Честно говоря, я опасался, что зло поселилось в
оставленном храме, но напрасно, не поселилось, и никогда не поселится.
- Пойдем, - обернулся я к Тенаху. Он смотрел на меня. Долго, молча.
На сей раз он задаст свой вопрос.
- Ну, и как тебе все это? - напряженно спросил Тенах. Я немного
подумал, как ему ответить, чтобы впредь не спрашивал.
- Что скажешь? - снова спросил Тенах, тяжело дыша.
- Тенах, - медленно и весомо произнес я, - ты два раза подряд
наступил мне на отрубленную ногу.