"Мертвая голова" - читать интересную книгу автора (Романов Станислав)

ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ

На следующее утро Деревянко и Подручный поднялись поздно, даже по столичным меркам. В том же гостиничном ресторане позавтракали жареной треской, потом вышли на причал.

На улице было солнечно, улица сверкала мириадами солнечных зайчиков и слепила глаза. Деревянко и Подручный стояли на причале и жмурились словно парочка сытых котов. Солнце припекало, но здесь, на море все же было не так жарко, как в столице.

Возле гостиницы остановилась гондола, и на причал ступил высокий худой человек в светлом льняном костюме и черных солнцезащитных очках, закрывавших почти половину лица. Он на мгновение повернулся к агентам анфас, и Деревянко увидел отражение себя и Подручного, искаженное и удвоенное черными стеклами. «Мне бы такие очки», — позавидовал Деревянко. Незнакомец в черных очках вошел в гостиницу, а федералы забрались в освободившуюся гондолу.

— Городское управление правопорядка, — бросил Деревянко гондольеру.

Гондольер кивнул и отчалил, небрежно шевельнув веслом. Баркаролу он замурлыкал тихо-тихо, себе под нос, слов было не разобрать.

Гондола плавно скользила по улице, едва-едва покачиваясь на ходу, и Подручный, вопреки своим опасениям, чувствовал себя хорошо. К тому же Деревянко отвлекал напарника разговорами, он рассказывал менее опытному коллеге о местной милиции. Пожалуй, его мнение было чересчур предвзято.

— Лейтенант Колотилов — мерзавец. Вообще, все здешние менты — мерзавцы, включая полковника Барабанова, который ими верховодит. Верить никому из них нельзя и ничего хорошего от них ждать не приходится. Федеральных агентов из столицы они не любят, можно сказать, ненавидят. Так что разговор нам предстоит тяжелый…

В отличие от многих других зданий города, нижние этажи городского управления правопорядка морю не принадлежали: за стенами, усиленными дополнительной кладкой и железом, местные милиционеры догадались устроить КПЗ; ночь, проведенная в тамошней клетке, запоминалась правонарушителям надолго. Деревянко содрогнулся, припомнив, как в первый свой приезд побывал в ментовском подвале, было такое…

Гондольер подогнал лодку к причалу, рядышком с парой бело-голубых милицейских катеров.

— Приехали.

Деревянко и Подручный выбрались из гондолы и мимо загорелого милиционера, который прямо с причала удил рыбу, прошли в здание. В вестибюле, за деревянной загородкой, сидел толстый сержант, очевидно дежурный; улыбаясь, он беседовал с кем-то по телефону. Деревянко остановился перед барьером, Подручный встал рядом. Толстый сержант не обратил на двух чужаков никакого внимания; посмеиваясь и прикрывая ладонью рот и микрофон, он продолжал что-то нашептывать в трубку масляным голосом.

— Бабе звонит, — уверенно определил Подручный. И добавил с укоризной: — Дисциплинка-то у них хромает.

— А ты чего хотел, — пренебрежительно сказал Деревянко. — Провинция.

Они поднялись по замусоренной, давно не мытой лестнице на шестой (третий надводный) этаж, прошли примерно половину плохо освещенного коридора до двери с корявенькой табличкой «старший оперуполномоченный лейтенант Колотилов П.М.» и вошли без стука.

В Северной Венеции, городе, где пустых квартир было раз в десять больше, чем людей, простой лейтенант милиции имел свой собственный отдельный кабинет. Подручный только головой покачал; в столице было по-другому: там такие лейтенанты сидели по трое на одном квадратном метре.

Лейтенант Колотилов, вольготно расположившись за обширным письменным столом, неторопливо разбирал на части табельный пистолет. На столе была расстелена мягкая тряпочка, вся в масляных пятнах, на тряпочке в строгом порядке были разложены различные приспособления для чистки и смазки. К уходу за табельным оружием лейтенант Колотилов относился со всей серьезностью и тщанием, чего нельзя было сказать о прочих его профессиональных обязанностях.

— Ничего не знаю ни о каком содействии каким-то там гастролерам, — заявил лейтенант Колотилов самым наглым тоном в ответ на вежливый вопрос Деревянко о предоставлении информации по делу об убийстве гражданина Копфлоса. — Никакой информации по делу Копфлоса я вам не дам. Вообще, никакой информации ни по какому делу я вам не дам.

Деревянко огорченно посмотрел на Подручного, как бы говоря: видишь, с какими олухами приходится иметь дело, — и снова повернулся к упертому лейтенанту, который демонстративно продолжал заниматься разборкой пистолета.

— Что это за разговоры — «не дам»? — спросил Деревянко оскорбленным тоном. — Мы вас не о личной услуге просим. Дело гражданина Копфлоса затрагивает интересы национальной безопасности. Вот мы с коллегой сейчас пройдем к вашему начальнику, полковнику Барабанову, и поставим его в известность о вашем отказе сотрудничать с представителями Федеральной Службы. — Последние два слова Деревянко произнес с особым нажимом.

Но лейтенант Колотилов был не так прост, чтобы его можно было взять на легкий понт. На своей территории он чувствовал себя полновластным хозяином и федералов не боялся. И зря.

— А то у полковника дел больше нет, как со всякими там говенными федералами разговоры разговаривать, — сказал лейтенант Колотилов нахально.

Деревянко, словно не веря своим ушам, повернулся к Подручному и спросил у него голосом, полным недоумения:

— Я не ослышался? Он сказал «говенные федералы»?

— Да, — кивнул Подручный со скорбным выражением лица. — Именно так он и сказал.

Деревянко вновь повернулся к лейтенанту Колотилову и уточнил у него самого:

— Так ты сказал «говенные федералы»?

— Ах, извините, — осклабился лейтенант Колотилов. — Я ошибся. Я хотел сказать «засранные». — Похоже, он нарывался, а делать этого не стоило категорически. Федеральные агенты — это вам не нахтфишеры, и уж, тем более, не водяные. — Да, именно. Вонючие, засранные федералы…

— Он нас оскорбил, — с грустью констатировал Деревянко.

— Ага, — согласился Подручный, шагнул к столу, схватил зарвавшегося лейтенанта за волосы и крепко приложил его лицом в тряпочку, испачканную оружейным маслом.

— Ай! — звонко крикнул лейтенант Колотилов и добавил еще несколько чрезвычайно выразительных слов.

Подручный прижал его сильнее. Лейтенант Колотилов заскулил.

— Отпусти его, — приказал Деревянко напарнику.

Подручный отпустил лейтенанта. Колотилов поднял голову и схватился обеими руками за разбитый нос; из-под его пальцев на стол быстро-быстро падали красные капли, расцвечивая тряпочку новым узором. Он метнул в Подручного тяжелый, как кирпич, ненавидящий взгляд, но ничего не сказал вслух.

— Мы сообщим полковнику Барабанову о вашем недостойном поведении, — угрожающе произнес Деревянко напоследок, а Подручный, уходя, строго погрозил лейтенанту Колотилову пальцем.

Колотилов ошалел от такой наглости федералов. Они его избили, искалечили, да еще и выговаривают за плохое поведение. Он скрипнул зубами от бессильной ярости и горько пожалел, что так невовремя разобрал свой пистолет.

Так же без стука Деревянко и Подручный заявились в кабинет полковника Барабанова. Полковник Барабанов тоже не горел желанием прислуживать незваным столичным гостям, но бить и его мордой об стол было как-то не с руки — все-таки старший по званию, хоть и милиционер. Деревянко избрал менее эффектный, но не менее эффективный способ психологического давления.

— Скажите, полковник, вы получили сообщение из столицы относительно нашего прибытия?

— Не знаю, не знаю, — заюлил полковник Барабанов, быстро перемещаясь от стола к открытому сейфу и обратно, но ничего не перенося при этом. — У нас столько дел, столько дел. — Он все повторял дважды, наверное, для пущей доходчивости.

— Сколько дел? — попробовал уточнить Деревянко.

— Много, — ответил полковник Барабанов, на мгновение остановившись на полпути между столом и сейфом, — очень много.

Деревянко затянул голосом въедливого зануды:

— Вы ставите нас в неловкое положение, полковник. Вы отказываете нам в необходимой помощи. Мы будем вынуждены сообщить об этом в столицу, своему начальству. Наше столичное начальство сумеет быстро договориться с вашим столичным начальством, и вас все равно заставят оказать необходимое нам содействие, а, возможно, еще и сделают выговор за обструкцию. Не лучше ли все упростить, не тратя зря время и нервную энергию на бесполезную борьбу? Ну, скажите свое слово, полковник.

Деревянко говорил очень убедительно. Полковник Барабанов остановился возле сейфа, оперся на распахнутую дверцу и глубоко задумался. Прошла минута, другая… Со стороны было очень похоже на то, что полковник Барабанов впал в кататонический ступор.

Подручный громко кашлянул.

— Что?! — вздрогнул Барабанов. — Что такое?

— Что вы решили, полковник? — спросил Деревянко.

— За информацией по делу об убийстве Копфлоса обратитесь к лейтенанту Колотилову, — сказал Барабанов.

Деревянко и Подручный посмотрели друг на друга, усмехнулись.

— Мы уже обращались к лейтенанту Колотилову, — сказал Деревянко. — Он отказал нам…

— В грубой и циничной форме, — прибавил Подручный.

— Обратитесь к лейтенанту Колотилову, — повторил полковник Барабанов. Он подошел к столу и снял трубку телефона внутренней связи. — Я отдам ему соответствующие распоряжения.

— Спасибо, — сказал Деревянко.

— Благодарим за сотрудничество, — сказал Подручный.

Полковник Барабанов в ответ кисло улыбнулся, — видать, благодарность федералов его не особенно грела.

Вернувшись в кабинет лейтенанта Колотилова, Деревянко и Подручный застали хозяина за тем же письменным столом. Пистолет был уже собран и лежал на столе по правую руку от Колотилова; по левую руку лежала тощенькая папочка-скоросшиватель. Нос у лейтенанта заметно распух, из ноздрей торчала вата.

— Бот — прогундосил Колотилов и мизинцем подпихнул папку к краю стола, навстречу федералам. — инхормация бо делу Коплоса.

— Негусто, — заметил Деревянко, быстро просматривая содержимое папки. — Так, протокол осмотра места происшествия, протокол допроса свидетеля, обнаружившего труп…

Лейтенант Колотилов ощупал нос, осторожно вытащил из ноздрей вату и выложил эти мерзкие, в крови и соплях, тампончики на стол, словно вещественные доказательства. Подручный брезгливо поморщился.

— Это что — все? — спросил Деревянко, закрыв папку.

— Все.

— А где результаты вскрытия? Нужно же было установить точно причину смерти…

— Не было никакого вскрытия, — ответил лейтенант Колотилов. — Некому делать вскрытие.

— У вас что, нет прозектора? — удивился Деревянко. — Может, скажете еще, что у вас и морга нет?

— Морг у нас есть, — сказал лейтенант Колотилов. — А всеми мертвецкими делами занимался тот самый Копфлос. Теперь он сам лежит в своем холодильнике, а башка его вообще черт знает где.

— Ладно, с этим пунктом вроде разобрались, — сказал Деревянко. — Но где же информация о родственниках Копфлоса, о его друзьях?

— Нет у него ни родственников, ни друзей.

— Что, совсем никого нет?

— Совсем.

— Странно, — сказал Деревянко. — Очень странно.

— А Копфлос сам был очень странный, — сказал лейтенант Колотилов. — Какой нормальный человек выберет себе такую работу — мертвецов пластать?

Деревянко снова открыл папку, перебрал все немногие страницы дела.

— Но домашний адрес у этого странного человека должен быть. Почему он тут не указан?

— Адрес у Копфлоса есть, только вот самого дома больше нет. Обвалился позавчера.

— Дом обвалился в день гибели Копфлоса? — уточнил Деревянко.

— Да, — кивнул лейтенант Колотилов. — В тот же самый день.

— Какое интересное совпадение, — задумчиво проговорил Деревянко, оглянувшись на Подручного. — Не так ли?

Подручный молча, со значением, кивнул.

— А что тут такого? — пожал плечами лейтенант Колотилов. — Дом был аварийный, обвалиться мог в любой момент. Вообще, непонятно, на чем он держался…

— Значит, дома у Копфлоса нет, друзей нет, родственников нет… — начал перечислять Деревянко.

— Головы у него тоже нет, — вставил Подручный.

— Да, действительно, — сказал Деревянко. — Был же кто-то, лишивший Копфлоса головы… Скажите, лейтенант, а были ли у Копфлоса враги?

— Понятия не имею.

— Ну хоть с кем-то Копфлос общался? По работе, например.

— С покойниками он общался, — буркнул лейтенант Колотилов. — Ну еще с нашими следователями, строго по работе. Да, и с этими парнями из крематория. Они такие же ненормальные. Некроманты.

— Кто-кто? — переспросил Деревянко.

— Некроманты, — как бы нехотя повторил лейтенант Колотилов. — Ходят про них слухи, будто они на внутренностях мертвецов гадают и будущее предсказывают, — пояснил он. — Вранье, скорее всего. Вот Копфлос, тот мог на внутренностях гадать, у него для этого все условия были.

Деревянко и Подручный обменялись многозначительными взглядами.

— Какие интересные слухи, — сказал Деревянко. — Пожалуй, стоит заняться их проверкой.

И федералы вышли вон.

— Во-во, займитесь, — проговорил лейтенант Колотилов в закрывшуюся за федералами дверь.

И нехорошо усмехнулся.

Федеральные агенты не были склонны без нужды подвергать организм суровым испытаниям и лишениям. Поэтому из городского управления правопорядка Деревянко и Подручный вернулись в гостиницу, чтобы пообедать в тамошнем ресторане, ибо уже настало время обеда. А после ухи из мелкой балтийской кильки и тушеной скумбрии федералы решили вернуться в номер, чтобы в спокойной обстановке обсудить ту скудную информацию, которую удалось добыть.

Однако все пошло не так, как предполагалось.

В коридоре седьмого этажа Деревянко и Подручный едва не столкнулись с молоденькой румяной горничной, которая, задумавшись о чем-то своем, девичьем, выкатывала большой красный пылесос из номера, соседнего с номером федеральных агентов.

— Смотрите, куда едете, девушка, — строго выговорил горничной Деревянко, едва не запнувшийся за пылесос.

— Ой! — Горничная изумленно округлила глаза. — А вы разве не у себя в комнате?

— Хм, как видите, — нет, — сказал Деревянко и выразительно посмотрел на Подручного. — А с чего вы взяли, что мы у себя в комнате?

— А у вас на двери висит табличка «не беспокоить», — ответила наивная горничная. — И еще кто-то ходит и разговаривает. Я была в соседней комнате и слышала голоса. Я думала, что это вы ходите и разговариваете. Но если вы здесь, то кто тогда там?

— А вот это, как говорится, интересный вопрос, — сказал Деревянко и достал из-под пиджака большой черный пистолет. — Сейчас посмотрим, кто это там ходит и разговаривает.

— Ой, — сказала горничная. — А это что, пистолет?

— Да, — сказал Деревянко.

— Настоящий?

— Да.

— Вы собираетесь их застрелить, тех, которые в вашей комнате?

— Девушка, — строго сказал Деревянко, — немедленно идите вниз и скажите администратору, чтобы он вызвал милицию.

Горничная поджала губки и засеменила к лифту. Оглянулась на полпути. Деревянко поторопил ее взмахом руки:

— Идите, идите.

Подручный стоял возле двери номера с пистолетом в опущенной руке и вслушивался в доносившиеся из комнаты звуки.

— Непрофессионалы, — констатировал он уверенным шепотом. — Их там двое или трое. Скорее всего — трое.

— Не четверо? — спросил Деревянко.

— Вряд ли. — Подручный отрицательно мотнул головой. — Я бы услышал.

— Хотя бы одного — живым, — предупредил Деревянко и скомандовал: — Давай!

Подручный изо всех сил лягнул дверь ногой, хлипкий замочек не выдержал удара, сломался. Распахнувшаяся дверь сбила с ног одного из незваных гостей, который стоял слишком близко входу. Двое других вторженцев от неожиданности совершили самую большую и последнюю глупость в своей жизни — попытались схватиться за пистолеты. Пришлось Деревянко и Подручному их обоих застрелить. Ушибленный дверью тоже был не в себе, он вскочил с пола и бросился на Подручного с голыми руками. Подручный слегка оторопел от такой наглости, одной левой он отшвырнул нападавшего прочь, но силы своей не рассчитал — щуплый типчик пролетел через всю комнату, спиной врезался в окно и вывалился наружу вместе с рамами и осколками стекла. Мгновение спустя снизу донесся глухой шлепок и пронзительный крик, почему-то женский.

Деревянко и Подручный подскочили к выбитому окну и одновременно выглянули из него, едва не стукнувшись головами.

Выпавший из окна человек лежал на краю известного плота в позе, несовместимой с жизнью. Рядом с телом стояла Сильвия и, запрокинув голову к небу, ругалась на чем свет стоит. Заприметив высунувшихся из окна федералов, Сильвия уперла руки в бока и гневно вопросила:

— Так это вы подкинули мне этого ублюдка?

— Это не я, — поспешно открестился Деревянко и указал на Подручного. — Это все он.

— Совсем ошалели, — крикнула Сильвия. — Людей из окон выбрасывают.

— Сильвия, — деликатно попросил Деревянко, — ты посмотри, пожалуйста, может он еще живой?

— Какое там живой, — ответила Сильвия. — Дохлый.

— Ну, тогда пусть он у тебя пока полежит, — сказал Деревянко, теряя интерес к разговору.

— Эй! — снова завопила Сильвия. — А ну немедленно заберите от меня своего жмурика! На хрена он мне здесь нужен!

Но Деревянко не обратил никакого внимания на ее возмущение, он отвел от окна Подручного и принялся его отчитывать:

— Я же сказал, что одного нужно взять живым. Теперь у нас три трупа на руках. Кто они были, мы не знаем, зачем приходили, тоже не знаем, и спросить теперь не у кого.

— Звиняйте, гражданин начальник. — Подручный потупился. — Ну, оплошал я маненько.

Деревянко, наклонив голову, заглянул напарнику в лицо — Подручный ухмылялся.

— И он еще зубы скалит. Дурак, — беззлобно сказал Деревянко. Махнул рукой и отошел к одному из убитых, тому самому, которого застрелил пару минут назад. Присев возле трупа на корточки, Деревянко деловито обшарил одежду убитого, вывернул все карманы, но ничего не нашел. Подручный, обыскивавший другого мертвеца, сообщил:

— Пусто. Ни документов, ни личных вещей — вообще ничего.

— Странно, — сказал Деревянко. — Они же непрофессионалы.

Он посмотрел на пистолет в руке мертвеца, это был новенький блестящий «Смит-Вессон 850».

— Слишком крутая пушка для этого парня. — Деревянко распрямился, вздохнул. — Что-то тут не то…

Подручный неопределенно пожал плечами.

— Менты до сих пор не появились, — сказал Деревянко, на мгновение выглянув из окна.

Подручный хмыкнул:

— А они никогда не торопятся.

— Тогда давай мы поторопимся, — сказал Деревянко. — Если не успеем смыться до приезда ментов, придется до вечера на разные глупые вопросы отвечать. А я хотел еще сегодня в крематорий заглянуть.

— А от гостиницы до крематория далеко? — с легким беспокойством спросил Подручный. Он все еще опасался приступов морской болезни — несмотря на пару благополучно перенесенных поездок в первой половине дня.

— Нет, не очень. — Деревянко показал рукой за окно. — Вон, видишь черную трубу?

— Которую? — уточнил Подручный. — Эту?

— Нет, это хлебозавод, — сказал Деревянко. — Вон та труба, повыше.

— А до хлебозавода поближе будет, — заметил Подручный.

— Но нам туда не надо, — сказал Деревянко. — Идем скорей.

Внизу, в холле, торопившихся агентов перехватил сильно расстроенный администратор гостиницы.

— Какая досадная неприятность, — нервно затараторил он. — Мне искренне жаль, что ваше пребывание в нашей гостинице было омрачено подобным досадным происшествием. Я уже известил милицию об этом инциденте, они выслали наряд…

— Давно вы позвонили? — спросил Деревянко.

— Буквально пять минут назад, — ответил администратор гостиницы. — Они сказали, что выезжают немедленно.

— Значит, у нас есть еще минут десять, — сказал Деревянко Подручному. — Идем.

— Куда же вы? — растерянно воскликнул администратор гостиницы. — Что я скажу милиции? У них обязательно возникнут вопросы…

— Скажите им, что мы ответим на их вопросы попозже, — бросил Деревянко на ходу. — Когда вернемся.

— А как быть с теми людьми, что пробрались в ваш номер? — Администратор гостиницы схватил Деревянко за рукав и не желал отпускать. — Я слышал выстрелы. Наверное, те преступники очень опасны? Вдруг они убегут до появления милиции?

— Они уже совершенно безопасны, — заверил Деревянко, отцепляя пальцы администратора гостиницы от своего пиджака. — И никуда они не убегут, им теперь спешить некуда.

Агенты выскочили на гостиничный причал, где их и встретила разгневанная Сильвия.

— Немедленно заберите с моего плота своего дохлого приятеля, — потребовала она, заступив федералам дорогу к свободной гондоле.

— Сейчас милиция приедет и заберет, — сказал Подручный.

— Милиция?! — взвизгнула Сильвия. — Ну все, день пропал! Ну, спасибо, мальчики, ну удружили — такую свинью подложить…

— Это не я, это он, — сказал Деревянко. — И не подложил, а подбросил.

— Несчастный случай, — оправдываясь, заявил Подручный.

— Я тебе сейчас покажу несчастный случай, — грозно сказала Сильвия и шагнула к Подручному. Тот ловко уклонился и быстро запрыгнул в гондолу.

— Извини, дорогая, нам некогда. — Деревянко бесцеремонно подвинул Сильвию в сторону и тоже забрался в гондолу. — Поехали, — приказал он гондольеру.

Гондола отчалила.

— Вы об этом еще пожалеете… — бросила Сильвия вслед федералам.

Гондольер, доставивший Деревянко и Подручного к дверям крематория, отчего-то имел очень мрачный вид, за всю дорогу он не спел ни одной баркаролы, а высадив пассажиров, тут же поспешил отчалить, даже не поинтересовавшись у них, как они станут возвращаться.

На улице возле крематория была чертова уйма чаек; они галдели и дрались, время от времени одна или несколько птиц снимались с воды и улетали прочь, но их место тут же занимали другие. Ни Деревянко, ни Подручный ни разу в жизни не видали такой умопомрачительной стаи.

— Птичий базар, блин, — проворчал Подручный, сплюнул и посмотрел наверх.

Наверху, на краю крыши, сидели три человека, двое — спиной к улице, один — лицом. Работники крематория, должно быть, больше вроде некому.

Деревянко испытывал непонятное нежелание заходить внутрь здания, но он превозмог себя, открыл тяжелую, туго подавшуюся дверь и вошел в крематорий.

Внутри было прохладно и тихо. Сразу за дверью взгляду открывалось просторное помещение, занятое ровными рядами длинных деревянных скамей, в противоположном конце была небольшая кафедра. В углу помещения, слева от входа, была узкая дверь, полуоткрытая; за дверью виднелась лестница, уходящая наверх.

— Нам туда, — сказал Деревянко Подручному, и голос его прозвучал гулко, словно в церкви.

По лестнице агенты поднялись прямо на крышу, не задерживаясь ни на втором, ни на третьем этажах. Крыша крематория была засыпана мелкими камушками и прокалена солнцем как сковородка. Скрежеща гравием, Деревянко и Подручный приблизились к странной троице и остановились. Один из работников крематория по-прежнему сидел лицом к улице, то есть спиной к федералам, он не обернулся на звук их шагов. Двое других работников крематория смотрели на агентов с интересом, а Деревянко и Подручный с любопытством разглядывали их. Работники крематория были похожи друг на друга словно однояйцевые близнецы: бородатые, с темными, слегка вьющимися волосами и лицами людей, склонных к философствованию. Впрочем, некоторые различия все же имелись: у одного глаза были зеленые, кошачьи, а у второго — серые, холодные.

— Ну? — наконец произнес зеленоглазый низким голосом.

Деревянко и Подручный для начала представились по всей форме и даже предъявили работникам крематория свои служебные удостоверения. Красные книжечки с золотыми гербами никакого эффекта на двоих работников крематория не произвели, третий же даже не удосужился на удостоверения федералов взглянуть. Кажется, чайки интересовали его куда больше федеральных агентов. Его товарищи хотя бы представились.

— Лаврентий Жребин, — сказал зеленоглазый.

— Климент Пряхин, — сказал сероглазый. Кивнув на третьего, с неведомым цветом глаз, представил и его: — Антон Неизбежин.

— Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, — сказал Деревянко, обаятельно улыбнувшись.

— Валяй — задавай, — разрешил Лаврентий Жребин. Климент Пряхин ограничился кивком, а Антон Неизбежин продолжал федералов игнорировать.

— Скажите, вы знали покойного прозектора Копфлоса? — спросил Деревянко.

— Да, — сказал Жребин.

— Нет, — сказал Пряхин.

Оба они сердито уставились друг на друга.

— Чего это ты говоришь, будто не знал Копфлоса, ежели ты его знал? — спросил Жребин у Пряхина.

— А я его и не знал, — ответил Пряхин. — Я только был с ним немного знаком. Знать человека и быть с ним знакомым — это разные понятия.

— Это одно и то же.

— Совсем не одно и то же.

— А я говорю, что это одно и то же, — горячился Лаврентий Жребин. — Знать кого-нибудь, значит быть с ним знакомым — так и в словаре написано, я помню.

— Почем ты знаешь, что в словаре написано, коли ты и читать-то толком не умеешь? — ехидно сощурился Пряхин. — Ты и в школе-то не доучился.

— Кто не доучился, я? — оскорбился Жребин. — Да я поболее тебя учился…

— Потому что в каждом классе по два года сидел, — так же ехидно вставил Пряхин.

Деревянко и Подручный в перебранку работников крематория не вмешивались — наоборот, наблюдали за ней с большим интересом. Жребин или Пряхин в запале могли выболтать что-нибудь интересное. Может, и выболтали бы, но до этого так и не дошло.

— Мы знали прозектора Копфлоса, — прозвучал вдруг негромкий, но сильный голос. Агенты даже не сразу поняли, что это заговорил молчун Неизбежин. Спор между Жребиным и Пряхиным моментально прекратился.

— Нам иногда приходилось встречаться с Копфлосом, — продолжил Неизбежин. — Это было связано со спецификой его и нашей работы. Мы, если можно так выразиться, работали в смежных областях…

— Да, мы встречались с ним время от времени, — покивал Жребин.

— Изредка, — добавил Пряхин. — Но мы его не знали.

— Знали, — возразил Жребин.

— Нет.

— Да.

— Заткнитесь, — приказал Неизбежин, не повышая голоса. — Оба.

Оба спорщика прикусили языки, но в воздухе чувствовалось напряжение. Деревянко, желая разрядить ситуацию и расположить к себе собеседников, достал из кармана пачку «Мальборо» и предложил:

— Закурим?

Неизбежин не повернулся.

— Не курю, — отказался Жребин.

А Пряхин с любопытством посмотрел на блестящую красно-белую пачку и взял-таки сигарету.

— Благодарствую.

Деревянко щелкнул зажигалкой «Зиппо», дал прикурить Пряхину, прикурил сам.

— Трава, — сказал Пряхин после первой затяжки. — Но пахнет интересно, приятно пахнет.

— А что вы думаете по поводу гибели Копфлоса? — спросил Деревянко, поигрывая зажигалкой. — Были ли у него враги? Кто, вообще, мог желать его смерти? Кому это было выгодно?

— Враги, они у всех есть, — глубокомысленно изрек Пряхин. — Вот, к примеру, попрошу я у Лаврентия пятерку взаймы, а он мне не даст — и все, враг он мне.

— И что же, за отказ ссудить вас деньгами, вы ему голову отрежете? — спросил Деревянко.

— Нет, — подумав, ответил Пряхин. — Голову, конечно, я ему отрезать не стану, но морду, пожалуй, набью.

— Это мы еще посмотрим, кто кому морду набьет, — возмутился Жребин. — А денег я тебе не дам, потому что ты мне и так уже десятку должен.

Подручный негромко хмыкнул.

— Не обижайтесь, пожалуйста, — мягко сказал Деревянко рассерженому Жребину. — Мы обсуждаем гипотетическую ситуацию, воображаемую: что было бы, если…

— Если бы, да кабы, — проворчал Жребин. — Он мне вполне натуральную десятку должен, а не воображаемую. А что до Копфлоса, так у нас и врагов не обязательно иметь, чтобы без башки остаться. Вот, давеча, возвращался я с работы домой, а в парадке молодежь сидит, лет четырнадцати-пятнадцати. Большая такая компания — человек десять, парни, девки. Курят там, выпивают да закусывают. Я им и говорю отечески: мол, так вас растак, не рано ли вам, малькам, никотин курить да водку пьянствовать? А они мне и отвечают: мол, шел бы ты, дядя, к водяным…

Деревянко и Подручный ждали, к чему Жребин выведет свою историю, но вот Пряхин не стерпел.

— Ты чего плетешь? — напустился он на Жребина, бросив окурок. — Тебя про Копфлоса спрашивают, так про него и отвечай, уклонист.

— Я и говори, — невозмутимо досказал Жребин, — что ежели на такую вот компанию напорешься, да слово поперек скажешь — и не сносить тебе головы. Нахтфишеры опять же бесчинствуют.

— Нет, это не нахтфишеры, — сказал Пряхин. — Нахтфишеры только водяных щучат.

— А ночью можно и не разобрать — водяной ты или прозектор, — сказал Жребин. — К тому же я слыхал, будто Копфлос с водяными дружбу водил.

— А что, разве Копфлоса ночью убили? — с невинным видом поинтересовался Деревянко.

— Ну, этого я точно знать не могу, — сказал Жребин. — Только самые темные дела ночью делаются. И нахтфишеры…

— Дались тебе эти нахтфишеры, — оборвал его Пряхин.

Жребин замолчал. Пряхин тоже ничего не прибавил. Неизбежин, казалось, с головой погрузился в орнитологические наблюдения.

Деревянко снова достал пачку сигарет и предложил Пряхину закурить. Пряхин взял сигарету, сунул в рот и жестом попросил огоньку. Деревянко щелкнул зажигалкой и спросил как бы невзначай:

— Правду ли говорят, будто вы по внутренностям мертвецов гадаете?

Пряхин вздрогнул и выплюнул нераскуренную сигарету, на вопрос Деревянко он не ответил.

— Нет, — поспешно выпалил Жребин. — Нет.

Антон Неизбежин вдруг — наконец — пошевелился. Он неторопливо поднялся на ноги, медленно повернулся лицом к федералам и посмотрел Деревянко прямо в глаза.

Деревянко пожалел, что он задал этот последний вопрос, но ведь слово — не воробей…

Глаза у Неизбежина были черные и бездонные — страшные.

— Я могу предсказать ваше будущее без всякой требухи, — холодно произнес он, пристально глядя на Деревянко. — Чрезмерное любопытство доведет вас до беды.

— П-пожалуй, нам пора, — с запинкой пробормотал Деревянко, отступая под давящим взглядом некроманта. Натолкнулся спиной на Подручного, вздрогнул.

— Да, вам пора, — сказал Неизбежин. Глаза его были как черные дыры, как двери на тот свет.