"Мир вне времени" - читать интересную книгу автора (Нивен Ларри)

Два куплета из песни «Маленькие глазки»

воспроизведены с разрешения автора, Тима Дигби.

Оуэну Локку и Джуди-Лини дель Рей.

которые редактировали рукопись этой книги

и заставили меня переписать некоторые места:

где вы были, когда я писал «Мир-Кольцо»?

Всем, у кого есть первое издание «Мира-Кольца»:

берегите его. Это единственная версия, где Земля

вращается в неправильную сторону (в главе I).

II

Таранщиками называли пилотов космических кораблей. На кораблях стояли реактивные двигатели таранного типа. Они собирали межзвездный водород в электромагнитные сети, сжимали его, направляли в кольцо силовых полей и там сжигали в пламени синтеза. Теоретически такой корабль мог разогнаться до любой скорости. Он был очень мощным, очень сложным и очень дорогим. Корбелла удивило то, что Государство доверяет такое мощное и дорогостоящее оборудование одному человеку. Причем тому, который уже двести лет как мертв! К тому же он архитектор, а не космонавт. Джером поразился, узнав, что таранный двигатель придумали до его смерти. Он видел «Аполлон-11» и «Аполлон-13» по телевизору, и этим его знакомство с космическими полетами исчерпывалось.

А сейчас жизнь Корбелла зависела от того, овладеет ли он ремеслом таранщика. Он прекрасно понимал это и потому в первый день просидел у экрана четырнадцать часов. Джером понял не все из того, что просмотрел, и боялся, что его знания проверят. Но его никто не проверял. На второй день он заинтересовался материалом, на третий уже не мог оторваться от экрана. Раньше он не понимал теорию относительности, магнетизма и абстрактную математику, теперь же схватывал их интуитивно. Это было восхитительно! И Корбелл перестал задумываться о том, почему Государство выбрало в пилоты именно его. Так и должно было быть. Он для этого родился.

Полезная нагрузка звездолета мала, а срок его службы больше человеческой жизни. Весьма большую часть полезной нагрузки составляла вполне сносная система жизнеобеспечения для одного пилота. Кроме нее, в корабль помещались только биологические зонды. Хороший, одаренный и верноподданный гражданин вряд ли будет одиночкой. Так зачем посылать гражданина? За время полета корабля Земля полностью переменится, может измениться даже Государство. Таранщику по возвращении придется приспосабливаться к новому обществу, и нельзя сказать заранее, каким оно окажется. Но ведь есть люди, которые уже решили приспособиться к новому обществу! Еще бы, их собственное уже двести лет как в прошлом. Кроме того, они обязаны Государству жизнью.

Обучение с помощью РНК оказалось очень эффективным. Корбелл перестал обращать внимание на то, что Пирс относится к нему, как к вещи. Он чувствовал себя машиной, которую программируют. Он учился запоем — тексты, которые он глотал, казались смутно знакомыми. Он понял, что может разобрать и собрать свой корабль с закрытыми глазами. Корбелл всю жизнь любил числа, но абстрактная математика до сих пор ему не давалась. Теория поля, уравнения монополя, изготовление микросхем... Как определить присутствие точечного источника гравитации, использовать его либо избежать... Учебное кресло стало смыслом жизни Корбелла. Все остальное — физкультура, еда, сон — казалось скучным и пресным. Физкультурой он занимался в маленькой комнате с двадцатью другими «курсантами». Все они были такими же худыми и жилистыми, как он сам, а их охранники — толстыми, грузными. «Курсанты» бегали на месте, потому что для настоящего бега места не хватало, а для выполнения отжиманий, приседаний и прыжков выстраивались в ровные ряды. Корбелл проводил в учебном кресле по четырнадцать часов и потому был рад возможности размяться. Он точно следовал приказам и временами поглядывал на длинные предметы, висящие на поясах охранников. Предметы эти выглядели в точности как полицейские дубинки, но на торце у них было отверстие. Оружие ли это, Джером так и не выяснил. Иногда во время занятий спортом он видел Пирса. Он и остальные, кто следил за учебой «курсантов», относились к третьему типу: люди в достаточно хорошей форме, но еще чуть-чуть — и начнут набирать лишний вес. Про себя Корбелл называл их «старые американцы».

От Пирса он узнал, какие профессии доступны бывшим «отморозкам», перемещенным в тела преступников: ручная работа на огородах, ремёсла, должности слуг — в общем, любая повторяющаяся работа, которой легко обучиться. Такая работа длилась четырнадцать часов в день и проходила в жуткой тесноте. Впрочем, жизнь Корбелла текла похожим образом: четырнадцать часов учебы, час на физические упражнения, час на еду и восемь часов на сон в переполненной спальне-казарме.

— Работа, еда и сон бок о бок с такими же несчастными! — говорил он Пирсу. — Как они могут так жить?

— Зато это позволяет им отдать долг Государству в кратчайшие сроки. Подумайте сами, Корбелл, на что «отморозку» свободное время? Он же не ведет общественную жизнь. Этому надо учиться, наблюдая за другими гражданами, а многие профессии бывших преступников позволяют контакт с гражданами Государства.

— Чтобы они могли во время работы наблюдать за господами? Так ничему не научишься. Это займет, по моим ощущениям, не один десяток лет.

— После тридцати лет бывший преступник получает гражданство. Оно дает ему право на работу и гарантированный базовый доход, на который он может покупать учебные материалы и уколы. Мы живем дольше, чем жили в ваше время, Корбелл, и наша медицина не в пример лучше.

— И все равно это рабский труд. Впрочем, ко мне это не относится.

— Конечно же, нет. И потом, этот труд не рабский. Рабы не выбирают, а «отморозок» может в любой момент сменить профессию. У него есть право выбора.

Корбелла передернуло.

— Даже раб может уйти из жизни.

— Какое уж тут самоубийство! — если у куратора и был акцент, то проявлялся он в том, как тщательно тот артикулировал. — Джером Корбелл давно мертв. Если хотите, могу подарить его скелет на память.

— Не сомневаюсь. — Корбелл представил, как на досуге до блеска полирует собственные кости. Впрочем, где ему хранить такой сувенир? На собственной койке?

— Итак, вы преступник, которому стерли личность, причем за дело. Преступление стоило вам гражданства, зато вы можете сменить профессию — стоит только заказать новый курс реабилитации. Разве рабы меняют работу?

— Это еще одна смерть.

— Чушь. Вы просто заснете, а когда проснетесь, у вас будут новые воспоминания.

В дальнейшем Корбелл старался избегать этой неприятной темы, но самих разговоров с куратором избежать не мог, поскольку больше никто из окружающих не знал английского. В те дни, когда Пирс не показывался, бывший «отморозок» очень злился. Однажды он спросил его о точечных источниках гравитации.

— В наше время о таких не знали.

— Нет, знали. Это нейтронные звезды и черные дыры. К тысяча девятьсот семидесятому году было известно несколько пульсаров, а также и то, как они гаснут. Вам надо стараться избегать гаснущих пульсаров. О черных дырах не волнуйтесь — на вашем курсе их не будет.

— Вот и хорошо.

Пирс глядел на Корбелла и веселился.

— Похоже, вы плохо представляете себе свое время.

— Перестаньте! Я был архитектором. Зачем мне знания по астрофизике? Да и учились мы совсем по-другому. — И тут он кое-что вспомнил. — Пирс, вы сказали, что учили английский с помощью РНК. А откуда она взялась?

Куратор улыбнулся и ушел.

У Корбелла почти не оставалось времени на воспоминания, и он был этому очень рад. Но все же иногда, лежа без сна на своей койке, слушая сонное дыхание тысячи человек и звуки, доносящиеся с любовных коек, он вспоминал... кого-нибудь. Неважно кого. Вначале это была Мирабель, всегда только Мирабель. Мирабель у румпеля, когда они отплывали из бухты Сан-Педро: загорелое лицо, смеющийся рот, большие темные очки... Постаревшая усталая Мирабель прощается с ним на его... похоронах. А вот Мирабель во время медового месяца... За двадцать два года они срослись, как ветви одного дерева. А теперь он вспоминал о ней, как о человеке, которого нет уже двести лет. И его племянница умерла, хотя они с Мирабель едва смогли тогда приехать на ее конфирмацию: Джерома уже мучили боли. А их дочь Энн и трое внуков — совсем крошки! Но кого бы он ни вспомнил, все уже умерли. Все, кроме него.

Корбелл умирать не хотел. Он был до отвращения здоров и на двадцать лет моложе, чем лег в контейнер. Обучение ремеслу пилота захватило его целиком. Если бы только к нему не относились, как к вещи! Он служил в армии двадцать... точнее, двести сорок лет назад и научился исполнять приказы, однако не любил это делать. Во время службы его возмущало, что к нему относятся свысока; но ни один офицер не относился к нему настолько свысока, как Пирс и охранники. Куратор никогда не повторял приказов и не допускал даже мысли о том, что Корбелл может отказаться их выполнять. Он знал, что будет, если он откажется, и Пирс знал, что он это знает. Общая атмосфера больше напоминала лагерь смерти, чем армию. Джером старался не думать о том, что живет, как зомби: он ведь был трупом, который вернули к жизни, хотя и не полностью. Интересно, что сделали с его скелетом? Сожгли?

Новая жизнь оказалась непростой. Было унизительно оказаться на низшей ступени социальной лестницы. Говорить, кроме как с Пирсом, не с кем. И кроме того, большую часть времени Корбелл был голоден. Он набивал желудок один раз в день, но этого было недостаточно. Неудивительно, что он так похудел. Но все тяготы жизни забывались, стоило ему оказаться в учебном кресле. Там его беспомощность превращалась во всемогущество — он был таранщиком! Его нес огонь, горящий внутри звезд; он брал топливо прямо из межзвездного пространства, а электромагнитные поля, как крылья, распахивались на многие мили.

Через две недели после пробуждения Корбелл получил свой курс. Он сидел в кресле, в вену поступал раствор РНК, но иглы он не замечал. На учебном экране высветилась трехмерная схема маршрута (Джером давно перестал гадать, как достигается эффект трехмерности), и масштаб начал плавно уменьшаться. Две капельки и светящийся шарик, окруженный тусклой короной, — эту часть курса пилот уже знал. Линейный ускоритель запустит его с Луны, разгонит до таранной скорости и запустит к Солнцу. Солнечная гравитация увеличит его скорость, а электромагнитные поля смогут захватить и сжечь поток солнечных частиц. Затем он направится за пределы Солнечной системы, по-прежнему набирая скорость.

Масштаб на экране уменьшился, но расстояния между звездами все равно оставались пугающими. Звезда Ван Маанана была в двенадцати световых годах. Торможение начнется почти сразу, когда корабль пройдет половину пути, и будет нелегким. Скорость должна снизиться достаточно для того, чтобы доставить на планету биологический зонд, но при этом остаться таранной, и при этом массу звезды Ван Маанана надо использовать для изменения курса. Никакого пространства для ошибки! Затем — дорога до следующей цели, та еще дальше от Земли. Корбелл смотрел и впитывал информацию. Часть его сознания поражалась величине расстояний, а часть словно знала весь путь наперед. Десять звезд, все — желтые карлики, похожие на Солнце, среднее расстояние между ними пятнадцать световых лет; один раз придется преодолеть двадцать два световых года, и на этом переходе скорость будет почти равна скорости света. Удивительно, но таранный эффект на таких скоростях будет работать только лучше. Пилот сможет использовать увеличение водородного потока и подтянуть поля-ловушки ближе к кораблю, сконцентрировать их.

Итак, десять звездных систем. Растянутая кольцевая траектория движения, которая приведет его обратно к Земле. Часть пути пройдет на субсветовой скорости, в результате на Земле пройдет триста лет, а Корбелл проживет двести лет по корабельному времени; правда, часть пути придется провести в анабиозе.

Эта мысль прошла мимо при первом просмотре учебной программы, да и при втором тоже. Джером осознал ее, только идя в физкультурный зал.

Триста лет!